Олег Николаевич Верещагин Клятва разведчика

– Какой блин? – сонно спросила Юлька.

– Присловье такое… – отозвался я. – Есть будем?

– Будем, – усмехнулся Виктор. – Поедим и пойдём. Нам ещё насчёт «Взрыва» и «Стрелков» нужно выяснить… да и с нашими с Большой Земли неплохо бы повидаться.

– Связь же есть, зачем их искать? – Сашка сел.

– Связь связью, а лишние контакты не помешают…

– Двое сюда идут, – Женька, тоже заглянувший в амбразуру, отшатнулся.

– Тихо, – Виктор достал финку. Мы рассосались по стенкам и замерли, тоже обнажив клинки.

Немцы прошли совсем близко. Через вход я видел, как они постояли у начала тропинки в лес, вроде бы мочились и о чём‑то переговаривались. Винтовки висели за плечами стволами вверх… и я увидел, что пальцы Сашки на рукоятке финки побелели, а глаза замерцали, как разлитая ртуть. Но он, конечно, сдержался, и немцы вернулись обратно на просеку, снова прошагав мимо блиндажа.

– Паршивая погода, – сказала Юлька. – В лесу в дождь всё шепчет. Ничего не услышишь. В дождь надо на месте сидеть.

– Ну, мы на месте сидеть не можем, – возразил Виктор, – нам так и так не миновать идти…

– Уехали, – оповестил Женька. Это мы и сами слышали – «бюссинг» зарычал, и этот звук уплыл куда‑то по просеке. Сашка потянулся:

– Давайте есть, что ли…

Порции были – всего ничего, конечно, но мы не спешили. Никому не хотелось вылезать под дождь. Все надеялись, что, пока мы поедим, дождь как‑нибудь сам собой кончится. Глупо, конечно. Природе плевать на человеческие проблемы. Я это давно понял, а уж сейчас убедился в этом окончательно. Всем, кто желает «единения с природой», я хочу напомнить, что такая ерунда, как крем от комаров – достижение цивилизации, а без него эти мелкие пакостники в лесу достанут вас даже в дождь. Хорошо ещё, что май, а не октябрь… хотя – мне‑то предстоит тут и октябрь увидеть. А вот интересно – что мне дальше делать? Ну, буду в партизанах где‑то до сорок четвёртого. Будет мне семнадцать. Запишусь добровольцем в армию… А что, если в армии и остаться? Довоюю, если не убьют, конечно. Раз я с оккупированной территории, то скажусь – мол, ни родни, ни документов. Выправят новые… В то, что меня бросятся сажать в лагерь, как‑то не верилось. Я читал документы в одном сборнике, там указывалось, что из четырёх миллионов наших пленных, побывавших у немцев, погибло около двух с половиной миллионов, примерно сто пятьдесят тысяч сбежали на Запад после войны, а из вернувшихся где‑то миллиона четырёхсот тысяч в лагеря попали только сто двадцать тысяч человек. И в основном правда те, кто сотрудничал с гитлеровцами. Просто по телику это раздувают, вот и кажется, что в лагеря сажали просто за то, что побывал в плену или под оккупантами… Останусь в армии. Попробую поступить в училище на офицера. И буду себе пенсию выслуживать. Вот только тяжеловато будет жить, зная, чем всё это кончится – с Союзом и вообще… На Юльке женюсь, детей назаводим, штук пять. Если она согласится… Должна согласиться, они тут всё ещё считают, что много детей – это хорошо… Развести бы её снова на поцелуи, только так, чтобы по морде не схлопотать… или даже на что‑то большее подбить.

– Ты что, уснул, Борька? – услышал я шёпот Сашки, и он хлопнул меня по плечу. Я встрепенулся.

Мы шагали и шагали себе по лесу – Сашка, я, Юлька, Женька и Виктор. И сейчас Сашка, остановившись, подождал меня и улыбался. Совсем стемнело, небо в тучах, но его улыбка светилась в ночи, как маяк и мне вдруг стало за него обидно. Хороший друг. Может быть, даже лучше Вальки – тот, по крайней мере, меня не откапывал из могилы. И вот…

– Не, я задумался, – покачал я головой. И шепнул: – Сань, тебе Юлька нравится?

– Ты, я вижу, сильно задумался, – он перестал улыбаться. – Скажи Виктору, что мы подходим к оврагу, про который он говорил…

…Овраг уходил, как мне показалось, в глубины земли, но потом, когда сырые стены почти смыкались наверху, он вдруг словно бы распахивался – и мы оказались на дне котловины, похожей на стакан. Наверху над ней почти смыкались кроны деревьев. Наверное, сюда и сильный дождь не попал бы… Было совсем темно, но глаза привыкли к мраку, и я различал остатки разрушенных шалашей, какие‑то деревянные конструкции, ещё что‑то. Виктор поворошил ногой – звякнули гильзы. Он сказал тихо:

– Ну, вот и «Стрелки»… Вот почему про них ничего не слышно… И до них егеря добрались… Говорили же Чусовому: зажмут тебя в твоём «стакане» (я удивился, до чего точно угадал!)… А он всё: «Пусть найдут сначала, немцы – они в лесу слепые!» Не очень‑то и слепые…