Олег Николаевич Верещагин Клятва разведчика

Время разгадывать тайны…

Время бродить

По лесу…

Время разгадывать тайны…

Я несколько раз – всё тише и тише – повторил припев и замолчал. Наступила тишина – и удивлённая, и какая‑то даже недовольная. Я опасливо подумал, что хватил лишку – такой символизм в век конкретики во всём, даже в песнях…

– Странно, – вдруг с каким‑то удивлением сказал Женька. – Я сперва… Эта песня – она ведь ни о чём? – он подумал и сам утвердительно кивнул. – Ни о чём… и всё‑таки…

– Хорошая песня, – сказал Сашка. – Она как бы… ну, это… – он засмеялся и махнул рукой. – Короче, не знаю, но хорошая.

Я усмехнулся. Они не могли выразить чувств, но я понимал, что именно мои друзья ощущают. И был рад.

– Время бродить по лесу, время разгадывать тайны… – сказала Юлька задумчиво. – Да, хорошо… Ладно, мальчишки, я пойду. Мне ещё на кухню.

Она поднялась и вышла. Помедлив и подождав, пока ребята занялись разговорами, я потихоньку выскользнул следом. Уже стемнело, но вообще‑то ощущение такое, что на кухне жизнь не прекращалась вообще никогда. Тётя Фрося была на месте, и я переминался за деревьями, пока Юлька, подхватив ведро, не зашагала к выгребной яме. Тут я её и перехватил:

– Юль, давай понесу.

– Не надо, пусти, – безразлично сказала она. Я отпустил дужку, но пошёл рядом:

– Юль, я тебе пел. Честно.

– Ну и ладно.

– Юль, – я обогнал её и встал на колени. – Юль, прости. Я дурак, прости.

– Встань, ты что?! – она почти испугалась и отгородилась от меня ведром. Я замотал головой на полном серьёзе:

– Юль, прости, я виноват.

– Да встань, ты что?! – жалобно попросила она.

– Не встану, если не простишь. На коленях за тобой буду ползти.

– Да ты что, Борьк! Борьк, увидят! – она заоглядывалась. – Встань! Ну?!

– У‑уххх… – выдохнула она и поставила ведро на дорожку. – Прощаю… Но больше так не делай, – она серьёзно посмотрела мне в глаза. – Это нечестно и вообще… ты такой хороший парень, а это мерзко, понимаешь?

Если честно – я не понимал. Не понимал, потому что Юлька была красивая, просто очертенело красивая. И… и без одежды – тоже. А‑аббалдеть. Но я закивал без раздумий. Если бы Юлька попросила меня признать, что луна сделана из сыра – я бы согласился немедленно.

– Давай ведро донесу! – вскочил я и уцепился за дужку ведра. – Пожалуйста!

– Ну неси, – со смехом разрешила она. – Только на кухню я сама понесу, а то…

Она не договорила…

…Когда мы вернулись в землянку, Витька уже был там.

– Наконец‑то, – сердито сказал он. – У Юлии на кухне дела, а ты‑то где бродил?

– М? – я сел на нары и обнялся с ЭмПи. – Воздухом дышал‑с. А что‑с?

– А кто его знает, – сердито сказал Сашка. – Пришёл и молчит сидит.

– Да ничего, просто собирайтесь, сейчас выходим, все, кроме Ромки, – заявил Виктор. Ромка немедленно вскинулся:

– А я?!

– А ты останешься в распоряжении штаба.

– Куда выходим‑то? – деловито спросил я и только теперь увидел на столе консервные банки, сухари, патроны, гранаты. – О, это дело…

– А вот выйдем, я и скажу, – сказал лейтенант.

– Идём, а потом я скажу – куда, – буркнул Сашка. Он почему‑то был не в настроении. Впрочем – я, кажется, догадывался, почему. И ничего приятного в этом не было, сказать по правде. История, вечная, как мир, но от этого ничуть не более приятная. Я даже хотел сразу с ним поговорить, но тут же отказался от этой мысли – почему‑то стало страшновато. Просто не знаю, почему. Поэтому я занялся сбором снаряжения.

Я набил патронами все шесть магазинов и запасную обойму к «парабеллуму», но Виктор кивнул мне:

– Сыпь ещё полсотни в подсумок, – он перебросил мне пустой брезентовый мешок из‑под противогаза.

– Какая щедрость, – проворчал я. – С чего бы? – но охотно догрузил патроны.

– К моему пистолету опять нет? – грустно спросила Юлька. Виктор развёл руками и предложил:

– Возьми лишнюю гранату.

– Впервые слышу, чтобы они были лишними, – подозрительно отозвалась Юлька. – Действительно – с чего бы?

Ей никто не ответил, да она ответа и не ждала, в общем‑то. А я, кстати, решил воспользоваться предложением и подцепил сразу четыре гранаты – нашу «лимонку» и три немецкие, но не «колотухи», а похожие на пивные банки осколочные. В ту же сумку я сложил две банки выданных мне консервов, сухари, кулёк с пшеном, а сверху приторочил туго свёрнутое немецкое одеяло, а на него сбоку – котелок. Виктор наблюдал за мной с одобрением, потом сказал:

– По тебе не поверишь, что ты городской… Не хуже Сашки.