Олег Николаевич Верещагин Клятва разведчика

Снаружи бой не шёл, а скорее догорал вспышками где‑то за путями. Какие‑то люди тащили ящики, и я понял, что это те самые, подготовленные к отправке в рабство, выносят взрывчатку. Мелькнул Сашка, он что‑то орал и, кажется, дрался прикладом ППШ с кем‑то особо непонятливым. СЩБ полыхал костром – что же они там держали, самогон, что ли?! Откуда‑то взялись две подводы, на них со страшным матом грузили – на одну оружие, на другую трупы и сюда же раненых. Мне казалось, что в отряде не полсотни, а все триста человек, столько вокруг бегало людей. Ну, я и сам побежал – к складу, где должна была находиться взрывчатка…

Там распоряжался Хокканен – неожиданно весёлый.

– Эти ящики оставить! – махнул он рукой. – Подорвём их, пусть гадают, что унесли и сколько… и унесли ли вообще… А, Борис! – он даже улыбнулся мне. – Кажется, получилось, да?

– Да вроде, – я пожал плечами. – Делать‑то мне что?

– А всё, – кивнул он на здание, из распахнутых ворот которого безоружные и, похоже, ещё ничего не понимающие ребята тащили груз. – Сейчас уходим…

– Ну что ж… – я осмотрелся, подобрал из‑под ног кирпичный обломок и, по‑дойдя к белёной стене станционной будки, размашисто написал на ней:

ТЕРПЕНЬЕ И ТРУД ВСЁ ПЕРЕПРУТ!!!

…Когда на опушке леса, чуть углубившись в чащу, мы остановились и ребята начали сбрасывать груз, выяснилось, что мы освободили почти сорок парней 15–18 лет и десятка два девчонок того же возраста. Сашка с матом уверял, что было больше, но человек десять он не сумел удержать. Мефодий Алексеевич махнул рукой:

– Ну вот это – ладно, что это теперь…Сейчас это – поговорю с ними, а чего ж…

С непонимающими и перепуганными лицами освобождённые стояли, переминаясь с ноги на ногу, возле линии кустов, невольно выровнявшись в ряд. Я сперва не мог понять, кого они мне напоминают – а потом сообразил: точно так же ещё недавно вёл себя я сам, растерянный и непонимающий.

К нам подошли Женька и Юлька. Я их не видел с начала боя и вдруг ужасно обрадовался, что они целы и здоровы. Кажется, они испытали то же самое, потому что мы все четверо расплылись в улыбках, а Женька замахал рукой нашему лейтенанту:

– Эгей, мы живы!

– Ну значит что, – Мефодий Алексеевич поправил ремень и подошёл к строю освобождённых. – Это значит. Спасибо за помощь. Теперь так это. Парни, кому восемнадцать это – исполнилось… они сраз выходи. Если кто обмануть это захочет – не надо, у нас это – бумаги немецкие…

Из строя – кто медленней, кто быстрей – вышли человек восемь. Один спросил:

– А оружие дадите?

– С голыми руками это – не пошлём, – камандир кивнул Хокканену: – Значит это – в лагере по взводам разделим… А теперь это – остальные. Вы это – свободны, значит. Но кто захочет – те пусть к нам идут. Кто не захочет – это, неволить не будем, конечно. По домам или это – куда там ещё…

Оставшиеся мальчишки переминались и переглядывались. Хокканен сказал довольно громко:

– Добрый ты, Мефодий Алексеевич… Могли бы и просто силой взять.

– На что это силой‑то? – поморщился наш «гном».

– Во многих других отрядах берут.

– А у меня это – не будут! – неожиданно вспылил, покраснев командир, но тут же улыбнулся: – Да пойми это ты, Ахтыч, душа твоя чухонская. Дело ли это – детей силком загонять это на войну? А кто это – потом жить станет? Мне и так‑то это – во как тяжело брать…

Между тем из строя вышел один парень, потом второй… ещё двое, ещё один… Кто‑то из девушек постарше спросил возмущённо‑испуганно:

– А мы, товарищ командир?! – Мефодий Алексеевич развёл руками. – Так что же нам – к немца возвращаться, в подстилки, или в Германию, пахать на них?! Нет, мы с вами!..

– С вами… Чего там!.. И нас берите!.. – разноголосо зашумели почти все остальные девчонки.

– Ладно, – командир отмахнулся, – ладно, это Ефросинье Дмитриевне отдельный взвод под команду дадим, это ладно…

… Наш отряд пополнился сорока четырьмя бойцами – то есть, вырос почти вдвое. Правда, из этого пополнения одиннадцать были девчонки, да и оружия хотя захватили немало, боеприпасов по‑прежнему было так себе. Со станции вытащили девятьсот с лишним килограммов взрывчатки, кое‑какие медикаменты и продукты и уложили, по грубым прикидкам, около шестидесяти врагов.

У нас были пятеро убитых и трое тяжелораненых. Среди убитых оказался Лёшка – автоматная очередь снесла ему череп.

20

Коробка была из‑под печенья, жестяная, с уже неразличимой картинкой, но на боковине ещё можно было прочитать