Владимир Ильин - Люди феникс

— Значит, ты хочешь уйти из этой жизни только потому, что тебе стыдно за меня? — оторопело спросил Вадим.

— Нет, не только… — Старик опустил голову. — Скажи-ка, скольких ты уже… убил, сынок?

— Не знаю, — пожал плечами Вадим. — Я их не считал…

Иван Дмитриевич посмотрел сыну в глаза.

— Зато я знаю, скольких мне удалось вернуть с того света, — с гордостью объявил он. — Пятьдесят семь человек!.. Жаль, цифра некруглая, ну да ладно… Всех мертвецов оживить все равно нельзя, правильно? Кому-то повезет, что я окажусь рядом, а кому-то — нет. Разве это справедливо, а?..

Вадим молчал.

— А увидев тебя ночью… в крови… господи!.. — бессвязно продолжал Иван Дмитриевич, — … я понял, что ты был прав. Нельзя нарушать законы природы. Жизнь есть жизнь, а смерть есть смерть, и от этого никуда не деться… Я не знаю, кто ниспослал на землю тот Дар, который достался мне, — бог или дьявол, но я знаю другое: это не благо, Вадя, отнюдь не благо… Проклятие рода человеческого — вот что это такое. Потому что рано или поздно тот, кому этот Дар достается, начинает стремиться выйти за рамки тех ограничений, которые изначально были ему заданы. И однажды он сумеет воспротивиться зову, который исходит от умерших. А обретя свободу выбора, он начинает делить тех, кого он должен был воскресить чисто инстинктивно, «автоматом», на достойных и недостойных. А впоследствии он замахивается не только на свеженькие трупы, но и на тех, кто давным-давно превратился в прах. И вот тогда «воскреситель», сам того не подозревая, порождает зло, потому что возвращенные к жизни проклинают его и во что бы то ни стало стремятся вернуться обратно… И я подозреваю, что сделать это они могут только тогда, когда самого «воскресителя» не будет в живых… Так?

— Да, это так, — отозвался Вадим. — Меня действительно нельзя теперь убить никаким способом — я уже пробовал… Пока есть ты, буду жить и я…

— Так уж устроен этот мир, сынок, — вздохнул Иван Дмитриевич. — Добро и Зло всегда идут рука об руку… И одно без другого не может существовать…

— И кто же из нас, по-твоему, представляет Добро, а кто — Зло? — поинтересовался Вадим. Иван Дмитриевич только махнул рукой.

— Я думаю, что в каждом из нас и того, и другого предостаточно, — сообщил он. — В конце концов, мы оба с тобой виноваты, но я — чуть больше, чем ты… Ведь это я породил тебя… второй раз… Значит, мне и отвечать за все. Так что стреляй в меня со спокойной душой, Вадя…

Вадим почувствовал, как его сердце сжимает невидимая жилистая пятерня.

— Послушай, папа, — сказал он, кусая губу. — А может, не надо?.. Вот ты сказал: мы с тобой виноваты. Значит, ты все еще воспринимаешь смерть как наказание за свои грехи и ошибки. А на самом деле смерть — нечто иное, и она не может, не должна быть ни наказанием, ни наградой!.. Это всего лишь — итог, подведение черты под тем, что человек успел сделать в своей жизни… Я тоже успел кое-что понять, папа… после своего возвращения сюда… И, мне кажется, главное — что человек должен уходить из этого мира в ТОТ с чистой совестью и сознанием выполненного долга… К сожалению, это бывает слишком редко. Люди не успевают реализовать себя и свои возможности, потому что кто-то или что-то прекращает их существование на этом уровне. Наверное, поэтому и возникли чудотворцы-воскресители, чтобы люди могли вернуться и исправить допущенные ранее ошибки. А раз так, то, значит, ты и тебе подобные — последняя надежда человечества стать хоть немного лучше, изменив свою жизнь!.. Так имею ли я право лишать людей этой возможности?

Иван Дмитриевич покачал головой.

— Нет, сынок, — сказал он. — Ты не прав. Мой Дар — это аномалия, естественная или сверхъестественная — не в этом суть… Тем он и аномален, что внушает людям ложную надежду на возможность вечной жизни. Сам подумай: ведь если знать о том, что смерти для тебя не существует, потому что за ширмой прячется добрый дяденька-воскреситель, то какой смысл стараться прожить свою жизнь достойно и полезно? Все равно тебя вернут с того света и ты будешь продолжать свое существование. А если не вернут, то насладишься беспроблемным бытием в райских кущах… Вот и получится, что каждый отныне будет жить так, как пишут черновик. А человек должен жить набело, Вадя… И, к сожалению, он так устроен, что ему обязательно требуется оценка того, что он успел сделать. Не на этом, так на том свете. Основатели религий хорошо это знали и использовали…

Они помолчали.

— И вот еще что, — наконец сказал Иван Дмитриевич. — Ты представь себя на моем месте… Да, я умею вернуть к жизни любого мертвеца. Но при этом я вынужден действовать тайно, потому что не хочу, чтобы меня прибрали к рукам и использовали в своих шкурных интересах негодяи разных мастей. А именно это случится, если мир обо мне узнает… Но скрываться в подполье нельзя до бесконечности, Вадя, и когда-нибудь они меня все равно вычислят и поймают. Конечно, я мог бы сам наложить на себя руки, но почему-то не позволяет дурацкая гордость… Будет лучше, если ты сделаешь это, прошу тебя!