Владимир Ильин - Настоящая жизнь

С чего бы начать?..

Вальдемар закурил душистую безникотиновую квазисигарету и откинулся на спинку вращающегося кресла. На экране монитора перед ним с невероятной скоростью мелькали кадры, словно некто в лихорадочной спешке листал страницы толстенной книги. Только вместо слов и фраз в книге этой были изображения. Не картинки, не иллюстрации и не фотографии, а кадры топографической записи-хроники. Персонажи ее менялись, но один из них неизменно фигурировал в кадре. В данном случае это была женщина с пышными русыми волосами и пышной же, так называемой "рубенсовской", фигурой. Из-за большой скорости перемотки женщина на глазах старилась, превращаясь из юной девушки в солидную домохозяйку, а затем – в страдающую одышкой, медлительную старушку…

Вальдемар остановил перемотку, посмотрел в лежащий сбоку от него, на столике-подставке, стандартный бланк заказа и вздохнул. Обычно он полагался в своей работе на интуицию, выработанную в течение почти десятилетней операторской деятельности, и на вдохновение. Но сейчас интуиция молчала, а что касается вдохновения, то никаких идей в голове почему-то не было. Поэтому пришлось закурить – Бог знает, в который раз – и перечитать скупые строчки заказа.

Итак, что мы здесь имеем?

В небольшом уральском городке с необъяснимым названием Мапряльск доживает свои последние дни обычная русская женщина Анна Степановна Кучерова. Ее изношенному за восемьдесят лет непрерывной работы сердцу все труднее гнать кровь по узловатым, во многих местах закупоренным пробками тромбов артериям и венам. Легкие захлебываются от перегрузки судорожным кашлем. Пятую неделю женщина лежит не вставая. Многие болезни научилось побеждать человечество, но одну, самую страшную и неизбежную, преодолеть пока не в силах – старость…

Анна Кучерова прожила долгую жизнь, и перед смертью, которая уже нависла над ней незримым черным облаком, ей хочется увидеть самые яркие моменты, пережитые ею за безвозвратно ушедшие годы. Во всяком случае, в заказе говорится: "Реферативный обзор биографии". Это значит, что Вальдемар должен просмотреть всю жизнь незнакомой ему пожилой женщины и отобрать то "самое-самое", ради чего человек, наверное, вообще живет на свете…

И вот он уже в десятый раз прогоняет по голограф-экрану монитора персональный файл Кучеровой, но не может отыскать это "самое-самое".

Казалось бы – восемьдесят лет!.. Вроде бы есть что вспомнить. Но что может быть интересного в жизни человека – обычного, среднего человека, ни разу не летавшего в космическом корабле, не штурмовавшего в батискафе глубоководного погружения бездны океана, не взбиравшегося на пики "многотысячников", никогда не вступавшего в смертельную схватку с врагами и не боровшегося за познание истины, за высокие идеалы, за свои убеждения, в конце концов?

Вся беда в том, что Анна Степановна прожила свою жизнь так заурядно и серо, что кажется: не было бы ее вообще на белом свете- и никто бы этого – кроме, конечно, самых близких родственников – даже не заметил…

Так думает референт-оператор Отдела Личных Судеб системы "Зеркало" Вальдемар Арбо, и в душе его постепенно растет сожаление по чужой, столь бессмысленно, по его мнению, прожитой жизни.

Однако работа есть работа, и делать ее за тебя никто не станет. Поэтому потушим сигарету и вернемся к тому, что нами уже было выжато, словно сок из полузасохшего лимона, из жизни заказчицы.

Смотрим еще раз в "ускоре".

Рождение. Это надо. Абсолютно никто не помнит своего рождения, как и первых месяцев жизни. Поэтому любому человеку интересно увидеть свое появление на свет. Хотя, как правило, именно этот момент одинаков у всех – в конечном счете, с небольшими вариациями, все сводится к тому, что крошечный, страшноватенький, багрово-синий комочек одухотворенной плоти истошно оповещает о своем приходе в мир измученную родами мать и привычно-деловитых людей в белых халатах…

Что дальше?

Туго перетянутый розовой лентой белоснежный сверток, маленькое, сморщенное личико с мышиными глазками, пузыри из беззубого рта… Это тоже оставим.

"Иди ко мне, моя маленькая! Не бойся!" – и существо в ползунках и распашонке, хитро усмехнувшись, делает свой первый неуверенный шажок… Тоже надо.

Так, а в промежутках между кадрами растущего ребенка мы вставим крупным планом родителей – пусть Анна Степановна посмотрит, какой была в юности ее мать. И отец. Особенно – отец. Отца надо побольше – он умер, когда Анечке было всего шесть лет. Может быть, у нее остались какие-то детские воспоминания, фотографии, но это все – не то по сравнению с голограф-записью, дающей эффект непосредственного присутствия…