Николай Желунов: Закон о тюрьмах

— Не пугайтесь, я добрый, я добрый, — одинокое скрюченное дерево зашевелилось, и помахало друзьям ветками, — спускайтесь ко мне, поговорим.

Гай сбежал вниз и торопливо смастерил костер из обломков повозки; сухое дерево вспыхнуло, как картон. Вик тенью замер на склоне холма, не выпуская винтовку из рук.

— Осторожней с огнем, — проговорило дерево, закрываясь голыми ветками, — мне бы не хотелось стать пищей для вашего костра.

— Кто ты такой?

— Меня зовут Лоллипоп, Дуб Лоллипоп. Раньше я был человеком, таким же как ты и он. Когда с неба пошел серный, а потом и огненный дождь, меня немножко оплавило, но не убило совсем. Как видите, я врос в землю, пустил корни, и вполне доволен тем, как я устроился.

Вик и Гай с любопытством смотрели на это чудо. Дерево было невысоким — всего метр или полтора от земли, у него была сморщенная серая кора, живое человеческое лицо и толстые безобразные руки-ветви, которыми оно прикрывало глаза от яркого света костра. На ветках шелестели десятка два сморщенных бледно-зеленых листьев.

— Как же ты выжил в пустыне? — спросил Гай.

— Глубоко под землей еще есть немного воды, я могу дотянуться до нее корнями. А путники, идущие в Содом, мочатся на меня, в такие дни у меня праздник, — улыбнулось дерево, — когда будете уходить, пожалуйста, помочитесь на старого доброго Лоллипопа. Если стесняетесь, заходите сзади, так я ничего не увижу.

Вик и Гай снова посмотрели на сияющий бледными сполохами горизонт. Крики как-будто стали громче. Там, за холмами, кто-то вопил от боли, перекрывая восторженно-злобное гудение множества голосов.

— Думаю, сегодня мы туда не пойдем, — покачал головой Вик, — зато завтра у нас будет трудный день. Доставай-ка консервы, Гай.

Вик расстелил на песке брезентовое покрывало, и друзья сели ужинать. Лоллипоп, изголодавшийся по общению, болтал не умолкая.

— Разные люди здесь ходят, разные ходят. Бродяги, голодранцы, беженцы с побережья, веселые торговцы водой, усталые женщины с голодными глазами. Тянет людей в Содом, модный город в этом сезоне! И все, все останавливаются здесь хоть ненадолго — перекинуться со мной парой слов, посмотреть на диковинку, да, диковинку. Вот вы когда-нибудь видели говорящее дерево? Ха! И никто не видел. Ничего, дайте время, нас будет много. Для кого Господь очистил этот мир? Вы только не подумайте, что я ставлю на людях крест, я ведь и сам помню время, когда я ходил на двух ногах и ел мясо — правда, это уже далеко позади, я теперь Дуб, Дуб Лоллипоп, самый славный малый в этих краях — но я сумел приспособиться к новым условиям, а люди всё хотят жить по старинке, всё цепляются за ошметки того мира, которого больше нет…

— Но ведь ты не по своей воле стал таким, а? — перебил Гай. Он смотрел на большую свежую лепешку, что Вик извлек из своего рюкзака и разломил пополам.

— О-е, — воскликнул Дуб, — хлеб, настоящий хлеб? Не может быть! Как давно я не видел хлеба… дадите попробовать? Хотя бы маленький кусочек?

— Ты не ответил на мой вопрос, — Гай отщипнул хрустящую корочку, на четвереньках приблизился к Лоллипопу.

— Прости, если ненароком обидел, добрый юноша. Конечно, я не сам себя сделал таким, и очень страдал душой поначалу — поначалу. Но потом рассудил: раз Бог уничтожил миллиарды, а мне сберег жизнь — значит, Он оставил меня для какой-то высокой цели! Высокой цели! Поглядите на мои слабые ветви: я не могу убить, украсть, возжелать чужого добра — я безгрешное существо! Ха-ха! Я высшее существо, чего там стесняться!

Гай кинул кусок лепешки в рот дереву, и оно с аппетитом зачавкало.

— М-м-м, блаженство… где же вы взяли лепешку, мои добрые друзья?

— Ты говоришь ерунду, — спокойно сказал Вик, — Бог дал человеку свободу выбора. Грех — это выбор в пользу зла. Ты хочешь сказать, что не способен на такой выбор?

— Конечно, нет! — всплеснул ветвями Дуб.

— Почему?

— Потому что я не могу никому причинить зло!

Вик покачал головой:

— Чист от зла только Господь.

Дуб озадаченно примолк, глядя на багровые отсветы на небе. Под ними, в Содоме, вопли сменились протяжным пьяным пением. Гай почувствовал злой холодок в груди. Пока мы тут спорим о безгрешности говорящего дерева, они там предаются всем мыслимым и немыслимым грехам, и кто-то кричит от смертной боли и унижения.

— Не будем ссориться! — Дуб хлопнул веткой о ветку. — Зачем спорить? Расскажите лучше о себе, да, о себе! Что привело вас в славный городок Содом?

Гай бросил быстрый взгляд на Вика. Тот спокойно дожевал кусок мяса, поцокал языком. Носком сапога пошевелил догорающий в костре обод деревянного колеса.