Николай Желунов - Закон о тюрьмах

— Жил один хороший парень, — начал Вик, — как и все, он был мал и ничем не выделялся среди соседей, но любил свою жену и маленького сына, честно работал, и по мере сил старался не гадить Господу. Как и все предавался он доброму греху, но Бог простил ему, как прощает Он иногда тем, которые не ведают, что творят. И когда пробил последний час, Он возложил на парня особую миссию — тяжелую, горькую миссию, но очень важную и почетную. Однако наш герой оказался слаб и при первом же серьезном испытании сломался. Не выдержал. Он и раньше трусил, малодушничал, прятался в бою за чужую спину. Но когда дьявол подкинул ему самый простой и древний, как мир соблазн — еще тот, которым он достал в раю Адама и Еву — этот парень тут же забыл о своем высоком бремени, и, роняя слюни, рванул за искушением. Как быстро он сделал свой выбор! Соблазнился, предал своего Господа, но этого мало — наставил полученное из рук Бога оружие на своего учителя и друга, коего все это время звал братом. Не догадываешься, о ком я?

— Вик, ты слишком…

— А помнишь ли ты, Гай, малыш, что вчера эта женщина стреляла в тебя, и что я, именно я спас тебе тогда жизнь? Скажи-ка мне, Гай, помнишь ли ты об этом сейчас, направляя на меня пушку?

— Помню, — выдавил Гай, — но…

— Обожди. Сейчас я объясню тебе, как это произошло. Ведь дело вовсе не в жалости к детишкам, да? Давно ли мы с тобою спасли пятерых ребят из лап педофилов, и разве не ты сам, вот этими руками, заталкивал малышей в Мясорубку?! Разве не ты уговаривал плачущего пацана не длить страдания и отправляться на небо?! Так что же с тобой случилось с тех пор? Ты заболел? Нет же — вид у тебя просто цветущий. Тогда что? А-а-а-а! Может быть, ты полюбил эту девушку, эту черную нимфу, представшую пред нами так внезапно в своем кисейном хитоне? Может быть, для тебя нет более в этом бедном спаленном свете никого милее и важнее, чем она? Ты возлюбил ее, Гай? — почти с сочувствием спросил бывший священник и потянул сигарету из пачки.

— Да, — хрипло пробормотал Гай, глядя в землю. Лицо его было краснее свеклы.

— Это неправда, хороший ты мой. Ложь, дорогой ты мой, шоколадный мой Гай. И тем страшнее, гаже, подлее эта твоя ложь, что произносишь ты её перед глазами Господа нашего. Ты думаешь, мы здесь одни беседуем? Господь и все ангелы Его склонились сейчас над нами, они здесь, рядом, над твоим плечом! — внезапно повысил голос Вик, и Гай испуганно огляделся по сторонам, — и каждое слово твоей лжи вонзается в сердце Его, как тупой нож, каждый звук лжи опаляет и жжет Его чело, словно поцелуй Иуды! Сказать тебе, в чем твоя ложь? Сказать?! Или ты сам?! Молчишь… Ну я скажу тебе, и им всем, потому что в твоей простой душе читать легко, словно в таблице для слепых: вовсе ты не любишь эту женщину, эту блудницу содомскую. Ты только и думаешь об обладании ею. Ты спишь и видишь, как бы трахнуться с ней, сопляк!!

Гай пошатнулся и вспыхнул, словно от удара. Винтовка выскользнула из его потной ладони и зарылась стволом в песок. Внезапно он представил, что пространство вокруг него и в самом деле наполнено невидимыми фигурами ангелов и других слуг Господа; Гай сразу же ощутил себя голым и беззащитным, и даже невольно прикрыл ладонями пах. Но ужаснее этого чувства было другое: он сознавал, что его друг говорит правду.

— Откуда возьмется любовь — вы были знакомы один вечер! — горячо продолжал Вик, — с чего вдруг? Ты только увидал её вчера — и бац! — уже завертелся вокруг, как собачий хвост. Да мыслимо ли полюбить женщину, если её имели на протяжении Бог знает какого времени все обитатели этого грязного змеиного гнезда, что мы сожгли вчера? Можно ли полюбить костлявую немытую дурочку с оттопыренными губами, приплюснутым носом, и дурацкими волосяными колбасками на голове; дурочку, неспособную даже двух слов связать по-немецки? Это не любовь! Тебе бы только перепихнуться с ней, брат! Вот и все! Ты не способен себя сдерживать! Ведь так? Скажи. Скажи мне, дружище — если ты раскаиваешься, я не буду тебя упрекать ни в чем, я только хочу помочь разобраться в тебе самом. Так, брат?

Плачущий Гай кивнул.

— Вот молодец, — выдохнул Вик. Он незаметно отбросил сломанную, пропитавшуюся его потом сигарету, вставил в рот новую, чиркнул спичкой о жертвенный камень, прикурил, — умница Гай. Сейчас все будет хорошо. Не реви. Я знаю, как тебе помочь. И все будет, как прежде.

— Правда?

— Конечно, глупый. Ну-ка… ты еще помнишь, что клялся во всем слушаться меня?

— Помню.

— Ты подтверждаешь свою клятву?