Владимир Датыщев - Подчиняя вселенные

Иона смотрел на извергающийся из Смертельной Воронки язык пламени и мусора. Его датчики не видели корабля сына, плевать, что они и так не работают! Никому не удастся выжить после ритуального количества сетей из тридцати и трех мин, установленных по всему тоннелю. Даже бог! Ведь Лястер когда-то был лучшим минером в армии Отца-императора, еще перед экзаменами на более оплачиваемого бортинженера, а это не шуточки — устанавливать интеллектуальную взрывчатку.

— Значит, тебе удалось победить Инквизицию, сынок, — довольно бормотал полоумный после ужасающего сотрясения мозга старик. — Прекрасно! Одним конкурентом и врагом меньше, хотя, немного жаль. Мы ведь на пару так успешно приторговывали рабами на Икс-8, а долбанный Антоша нам все там изгадил! Ну ничего, теперь и он лежит где-то там, расплывшемся пятном среди молчаливых, надгробных для него, камней!

Иона бешено захлопал в ладоши, его глаза кружились, не фиксируясь ни на одном предмете — пьяное сумасшествие от скорого могущества туманило сознание.

— И нет больше ни одного конкурента, кто может помешать нашей встрече!

Он стукнул по барахлящей клавиатуре, даже не замечая, что у него на хвосте медленно плетется ненавистный белый звездолет, входя в атмосферу.

— Подождем, пока это падло сядет! — сказал Джумас и осекся, увидев красное от гнева лицо капитана. — Простите, что обозвал его так!

Он принялся раздавать команды другим членам экипажа.

Клипард промолчал, понемногу успокаиваясь и пытаясь разобраться в себе. Ведь он тоже ненавидел Лястера, так почему же ему стало так неприятно после плохого упоминания о нем? Нонсенс, аномалия любви к родителям, мол, сам бы убил, но другому не дам. Только своими руками, что ли?

Они почти опустились на сплошную розовую планету. Небо, земля и вода, даже деревья и другая растительность дышали цветом молоденькой нераспустившейся розы на кусте. Ласковый ветер гонял по небу кремовые тучки, наполняя собою маленькие паруса корабликов среди далекого розового же моря.

«Стремительный странник» держался в небе на солнечной стороне, оставаясь невидимым невооруженному взгляду. Да и посмотри кто в бинокль, оснащенный сильнейшими фильтрами, то все равно бы увидел только ровное мерцание светила, а потом долго бы растирал глаза.

Приблизившись на максимально короткое расстояние и отрегулировав камеры на полную мощность, экипаж наблюдал, как из покореженного корабля выпрыгивает, радостно приплясывая, седой старик с мечом за спиной.

Он пробежался по небольшому лугу, постучал рукоятью кислотника о подножие скалы, побегал вокруг маленькой полянки у самого краешка высокого розового леса. Побродил среди густо растущих деревьев, что-то выискивая, но, видимо, ничего не нашел.

Спустя час, разочарованный Иона уселся прямо на землю, где стоял и расплакался.

— Этого не может быть! — что было сил, закричал он к небесам. — Я так долго жаждал!

— А просто попросить не мог? — хмыкнула Катти.

— Видимо, — печально усмехнулся Клипард, — встретить бога предстоит только мне! Спускаемся.

Седой опечаленный старик растер размочившие запекшуюся на лице кровь слезы и улыбнулся, наблюдая, как на полянке перед ним садится звездолет.

— «Стремительный всадник», нет, «Странник», — прочитал он на борту возле открывшегося после мягкой посадки шлюза. — Ты спасся! Значит, мы увидим Его!

— Здравствуй, папа, — настороженно поздоровался Антон, приближаясь к сидящему на розовом холмике отцу.

— Здравствуй, сын, — теперь не разочарованные, а слезы счастья полились из окруженных глубокими морщинами глаз. — Я рад, что тебя не убили!

Сын, брошенный когда-то отцом, сейчас смотрел на своего непутевого родителя. За его спиной возвышался, завалившись на одну подножку-шасси, зеленый радхи с фиолетовыми лягушками возле носа.

Человек, бросивший в седые времена беременную женщину, которая умерла из-за его безалаберности и пренебрежения. Седой старец, делавший из людей послушных бездушных роботов, лишенных любви и других светлых чувств.

Апостол мести, а разом с нею и смерти. Бывший Паладин, убивший первую любовь Антона, к ужасу, а, может, и к облегчению, Клипард понял, что не помнит, как ее зовут.

Наконец, отец, пожелавший свести со свету свою родную кровь, не гнушаясь ни перед чем ради неведомого достижения своих параноидальных стремлений.