Юрий Гаврюченков - Опасный лаборант

Денис осознал принцип двух зол. Сейчас ещё можно было выбрать из них. Зло меньшее – выбить поднос и подвергнуться наказанию за испорченный ужин. Вспышку ярости можно будет объяснить накопившейся усталостью и общеизвестной дурью Гидроматроса. Можно было допустить отраву в кают-компанию, что обязывало пойти в самоубийственную атаку, это было большее из выбираемых сейчас зол.

Но если выбрать зло меньшее и оставить бандитов живыми, судьба виделась Денису совсем в чёрных красках. Едва ли кто из учёных доплывёт до берегов Африки. Меньшее зло в перспективе оборачивалось злом куда большим, чем другое зло, между которыми надо было сделать выбор прямо сейчас. Так всегда происходит, когда выбираешь из двух зол, потому что не ищешь других вариантов, а не пробуешь их искать, потому что не видишь ничего, кроме зла.

Выбор из двух зол – это всегда ловушка. Щадить пиратов было нельзя. Они не пощадят учёных. Казаков уже сносился, а Денис пока дорабатывался на износ. Им всего-то можно было дать отдых и осуществлять декомпрессию строго по таблице, но пиратам банально плевать. Они были неумны и недальновидны.

Бандиты были просто неспособны оценить учёных. Преступники не задумывались о пользе, которую могли бы извлечь в перспективе. Склад гнилого водолазного снаряжения об этом свидетельствовал. Пираты жили одним днём. Офицеры эмигрировали в Дикие Воды не для того, чтобы долго жить, а чтобы взять своими руками то, что, по их мнению, недодала им родина. Денис понимал их мотивацию. Он тоже чувствовал себя обойдённым милостями судьбы. Пока он мыл пробирки, полоскался в грязи, добытой драгой со дна Карского моря, и погружался под лёд возле острова Сибирякова, молодые люди из хороших семей устраивали своё будущее и с толком проводили время. На праздник жизни Денис допущен не был. Он даже понимал, что научная карьера ему заказана. Он всех устраивал как лаборант, а в образе Ихтиандра, таскающего со дна ништяки, и вовсе был незаменим. Арина ему прямо так и сказала.

Денис припомнил их разговор в отеле, когда он пришёл каяться в убийстве. За верную службу ему были готовы многое простить. Так неужели Арина откажется от ценного сотрудника и поможет уйти в университет? Будут уговоры постажироваться ещё год, набраться опыта, знаний, чтобы легче было поступить на биофак, обещания отличной характеристики и связей… Всё это он слышал и слушался старших.

Денис замер с открытым ртом.

Кок скрылся на баке.

За столом должна была присутствовать Рощина.

«Да и чёрт с ней», – твёрдо и зло подумал Муромцев. Зубы глухо стукнули, когда он захлопнул пасть. Мысли об Арине больше не грели душу. Начальница не воспринималась им как женщина, и он сам себе удивлялся, что такое было возможно. Впереди ждал кубрик полный дюжих негров, которые расставили миски, ложки и ждут лагуна с камбуза.

Ворваться к ним…

«Не используй силу, Люк, – говорила остроухая зелёная чебурашка в старом фильме про инопланетян. – Подумай».

Денис стоял и думал. Совершенно ясное осознание, что при выборе из двух зол можно найти третий вариант, не злой, и даже четвёртый, если сместить внимание со зла, приковало его к месту. Он попытался вообразить мудрого наставника, который советует ему думать. На чебурашке были очки Смольского в металлической оправе, дужки которых гармонично укладывались за ушами. Лаборант представил, как бы поступил ведущий научный сотрудник, если бы перед ним стояла задача уничтожить семерых матросов, у которых, возможно, есть ножи, и вахтенного офицера, вооружённого пистолетом.

Если бы Смольский был молодым физически развитым мужчиной с навахой в кармане, стоящим возле рубки в то время, когда ничего не подозревающие сенегальцы ждут в кубрике ужин, а русские в кают-компании уже приступили к отравленной трапезе…

«Не используй силу, Люк».

– Рыбный холодец по жаре самый смак! – причмокнул Степаныч.

– Вот это, я понимаю, настоящий кок, а не то недоразумение с Ослиной Челюсти! – и все присутствующие в кают-компании офицеры дружно закивали, охотно разделяя позицию капитана.

Ганс аккуратно разделил заливное на восемь порций, чтобы хватило стоящему вахту Николаю, и виртуозно раскладывал по тарелкам.

– Мне вон тот кусок положи, поярче, – сказал капитан. – Я морковку люблю.

Ганс невозмутимо перенёс уголок заливного с правого края подноса на тарелку капитана.

«Судьба», – рука кока не дрогнула.

Сидящая подле капитана Рощина приоделась к ужину в лучшее, что у неё нашлось из вещей, и была как будто накрашена. Она улыбалась и ни о чём не подозревала.