Виктор Виктор Моключенко - Ретроспект. Исток

– Прикрепи к своему тысячнику, есть у меня идея.

– Тысячнику? – Лист удивленно посмотрел на автомат.

– Ну да, АК-2000, новая модель, доведенная, наконец, до ума. По кучности и точности боя превосходит все известные аналоги, прицельная дальность стрельбы и поражение цели больше тысячи метров, отдача практически не чувствуется, ну надежность и простота в использовании ему осталась еще от предшественников. Давай, прикручивай.

Лист отточенными движениями быстро закрепил прицел и приник к оптике. Зомби, наконец, то доволок канистру и присоединился к сообществу, вахтера забросили в дырявое бетонное кольцо, и сверху положили злосчастный щит, и он безуспешно пытался оттуда вылези.

– Лист, по моей команде по канистре, один, два – пли!

Раздался басовитый взрыв, канистру разорвало на куски и тут же рвануло вторично, из тоннеля взметнулись языки пронзительно белого пламени, жар от которого чувствовался даже здесь. Лист прикрыл лицо рукой.

– Что это было?

– «Поганка», она очень чувствительна к детонации, вот потому я и сказал тебе стрелять наружу, в слепыша. Все, можно уходить, территория гарантировано зачищена, на какое то время по туннелю можно ходить не опасаясь «вахтеров».

Лист начал мерно содрогаться и уткнулся лицом в прицел.

– Ты чего, что случилось?

Лист прыснул смехом перестав закусывать рукав, Звездочет наконец сметнул и схватился за винтарь. Разбросав горящие обломки, дымящийся и потрёпанный вахтер вывалился из кольца и недоуменно вращал головой, рассматривая последствия столь дивной гулянки.

– Добить?

Звездочет отрицательно покачал головой и включился на общую волну.

– Это Звездочет, в туннеле под старой веткой зачистили стоянку зомби и сняли поганку. Остался один, он тут вроде вахтера, смирный и агрессии не проявляет, если будете поблизости, в оплату за проход принесите ему свежих газет.

Огромная подслеповатая тварь подозрительно потянула носом воздух и предостерегающе оскалила клыки, если такое определение применимо к нескольким рядам кинжалов, которые вращались в ее пасти как цепь бензопилы. Очень хотелось пошевелиться и размять затекшие конечности, но тупая циркулярка уже второй час упрямо рыла землю, как броневик, проломив кусты в десяти метрах перед ними и развалившись на доступной для прохода тропе.

– Аномалии в проходе пока держатся, не дрейфуют, стой спокойно. Спешить нам особо некуда, разве что на тот свет, но туда мы с тобой всегда успеем, а вот до уровня свалки нам надо дойти еще засветло.

– А если принять ее в два ствола, откатится в сторону перед этим броненосцем и очередью вбок?

– Не получится, циркулярка весьма живучая скотина, да впрочем, все живое здесь, кроме человека, отличается повышенной живучестью – прилетел по каналу голема голос проводника – она сплошь покрыта роговыми пластинами, прожечь которые можно только кумулятивными снарядами, да и то не всегда. Видишь танки?

Ну да, мы видели танки. Они беспорядочно сгрудились в узком проходе коридора, некоторые чуть ли не по самые башни вросли в землю и что-бы отличить их от кустов требовалось приложить немало усилий, другие задрали куцые оплавленные стволы в небо, да и так и застыли, словно налетев на полном ходу на незримую преграду, оставшись висеть на ней как на постаменте. Ржавые, облупленные, жалкие. Немые свидетели человеческой глупости, которая погнала их на прорыв десять лет назад, в первую волну ударного штурма. Уверенные в могуществе человеческого гения и в несокрушимой мудрости облачённых в золото и право решать, попирая гусеницами твердь и сотрясая своды оснований, стальной волной прошли они по земле, да так и остались здесь навсегда. Ржавые, ненужные игрушки человечества, которое все еще играло в войну само с собой. Пройдет еще несколько лет и не станет даже этих жалких остатков, что уцелели в гиблом аномальном мареве. Некогда несокрушимые и грозные, а ныне служащие прибежищами тварям и гадам земным, сминаемые «мясорубками» и «тисками», омываемые бесчисленными мертвыми дождями они превратятся в прах и уйдут в небытие, восстанавливая нарушенный баланс. Но это будет потом, а пока что промозглый, пробирающий до костей ветер шевелил между ними мокрые черные ветки, завывая в глубоких провалах и сметая с паутины бисер серебра.

– Жутко? – понимающе спросил Звездочет – Да, тут многим поначалу бывает жутко, потом привыкаешь, не замечаешь всего этого, принимаешь как должное, словно так было всегда, словно так и должно быть. Это ведь крохи, Лист, раньше тут вообще было не пройти, сплошное ржавое кладбище, потом как-то разметало их аномалиями, разрывая на куски и сминая словно фольгу, только скрежет и лязг со всех сторон, вой умирающего железа даже на Кордоне было слышно, казалось, что выла сама Зона. Мертвое железо и то, оказывается, способно плакать. Те, что подальше, да поглубже в земле, те остались, уцелели, видимо Зона их в напоминание оставила, что бы помнили. Потом появились циркулярки, никто не знает точно, когда и откуда они вылезли, но облюбовали они этот самый коридор до жути, из-за танков, наверное. Ни проходу, ни житья от них не стало. Подойдет, значит, такая дура к танку и грызет его, глодательный аппарат в самый раз, позволяет, может от того у них и панцирь такой непробиваемый, вступил во взаимодействие с железом и переродился в некий химерный биологический полисплав. Кто его знает, но никто из первых рук выяснять не пробовал. Одно спасение, что циркулярки плохо видят, но вот слышат замечательно, да и нюх у них дай Боже.