Егор Просвирнин - Жорж Дунаев

- Кому это «нам»? – я нехорошо прищуриваюсь.

- Мне. И моему роду. Древнему роду, варварски изгнанному людьми – глаза Талы сверкают. Я передергиваюсь:

- Дебильный бред идиота, сошедшего с ума от болотных испарений. Настолько гребаный настолько бред, что я бы даже посмотрел на колонны карликов, бросающихся против берсеркеров Полярных Псов.

- Ты не понимаешь силу Спящего! Ты не понимаешь, насколько велико и могущественно это существо! – голос Талы срывается на крик.

- Да-да-да, кури побольше трав. Я ухожу.

- Куда? В джунгли? Не протянешь и дня. На дороги? Будешь пойман через час. Твой единственный шанс – остаться тут и принять свою судьбу.

- Моя судьба – это ряды бутиков на Торговой Улице Столицы, а не жизнь отшельника в гнилой хижине. Я остаюсь, но если ты хотя бы попытаешься дернуться – я тебя убью самым жестоким из известных мне способов.

Тала довольно кивает и погружается обратно в чтение. Я роюсь в оставшихся от наркоманов вещах, ища стимуляторы, и провожу день в чтении сводок с фронтов (Псами захвачены еще две планеты, в Федерации объявлен высший уровень угрозы, развернута массовая призывная кампания, заводы переводятся на военные нужды) и составлении Адской Стимуляторной Смеси. Что-то глубоко под сердцем мне говорит, что в эту ночь совсем не удастся поспать. Темнеет. Я закидываюсь смесью и превращаюсь в сжатую пружину. Спящий, Смотрящий или там моя бывшая теща – я готов к драке с любым врагом.

Через час Тала прекращает чтение и выходит на берег болота с идолом в руках. Замирает, смотрит куда-то в темноту и издает нечеловеческий, леденящий душу крик. Я хочу подкрасться к нему и вырубить одним ударом, но крик приковывает меня к земле и все, что я могу – это тихо шептать сквозь зубы «Заткнись, сволочь, заткнись!». Тала кричит второй раз и снова замирает. На третий его крик со стороны болота раздаются ответные вопли. Десятки, сотни воплей, кажется, что вопит каждая кочка, каждый куст, каждая многоножка. Затем появляются они. Лодочки. Десятки, сотни лодочек, все с огнями на носах. Лодочки останавливаются напротив Талы, образуя гигантский огненный полукруг. Тала поднимает над головой идола и начинает читать молитву из моего сна. Каждые тридцать секунд чтения он гортанно вопит и с лодочек вопят в ответ. Пастырь и паства, забытое племя джунглей, пытающееся вернуть свою силу архаичными ритуалами. Я по-прежнему сижу на земле, не в силах оторваться от зрелища. Тала заканчивает молитву гортанным криком, с лодок беспрерывно кричат в ответ, кричат так громко и мощно, что я не выдерживаю и затыкаю уши руками. Тала делает знак рукой и все стихает.

- А теперь, Жорж, брат мой духовный, подойди ко мне. Подойди, подойди, брат.

Как зачарованный, я поднимаюсь на ноги и подхожу к Тале. Тысячи взглядов тут же устремляются на меня, ощупывая, охватывая, оценивая.

- Возьми нашу священную статую, Жорж – Тала протягивает мне идола, я принимаю его.

- Сейчас мы представим тебя Спящему, Жорж. Просто повторяй за мной – и Тала начинает читать заклинание, и я повторяю за ним, и слова, выходящие из моего рта, настолько древние и мерзкие, что я явственно ощущаю исходящую из меня слизь. И центр полукруга начинает пучиться, и с каждым произнесенным словом он вспучивается все больше и больше, поднимаясь на метр, на два, на три, на четыре, на пять… И где-то там, в глубоко бессознательном, на уровне инстинктов я понимаю, насколько древний и беспощадный ужас пытается восстать из болота, насколько мерзко и могущественно призываемое мной создание. Я понимаю, что этому нет места на земле. Я понимаю, что если сейчас не прекращу ритуал, то случится что-то ужасное, что-то непоправимо ужасное, что не остановят и берсеркеры Псов, и орбитальные бомбардировки, и ядерные ракеты. И что я буду частью этой восставшей силы, навеки замурованной в нее частью.

И я кричу: «ХЕЕЕЕР ВААААМ!», и я бросаю идола в болото, и бегу, бегу, бегу. За моей спиной слышен разочарованной вой с лодок, за моей спиной слышен предсмертный хрип Талы, ломаемого разгневанной древней силой. Я не выдерживаю, оборачиваюсь и вижу белый балахон в центре гигантского болотного водоворота, вижу засасываемые в пучину лодки с огнями, вижу зеленую волну, поднимающуюся и обрушивающуюся на берег, сносящую хрупкую хижину и утаскивающую вместе с ней мою коллекцию одежды. На секунду я даже замечаю обнажившиеся каменные ворота затонувшего Города. Еще через секунду волна уходит обратно в болото, и все успокаивается, и я падаю на колени с сердечным приступом. На болоте воцаряется тишина, нарушаемая лишь моими хрипами агонии.