Олег Верещагин Воля павших

кому не разболтали о том, что его выжлоки затравили не всех... Нет, ес-ли уж не отпускать его, то лучше оставить себе. Он весит больше трёх пудов, молодой и нежный...

-- Хорошо, давай сделаем так... Будет запас.

Олег ощутил ужас. В висках заколотилась кровь; к счастью, он не успел ничего подумать, потому что иначе додумался бы до неконтроли-руемых воплей. В голове металась туда-сюда только одна мысль: "Вот так заглянул на огонёк..."

Те двое вошли обратно. И не сели, а встали у входа.

-- За ночлег и еду надо платить, бойра, - сказал старший. Средний нехорошо скалился.

-- Если вы не даёте этого бесплатно, я могу уйти, - ответил Олег,

стараясь, чтобы голос не дрожал. Неожиданно появилось понимание то-го, что от его хладнокровия зависит сейчас одна простая вещь - останет-ся ли он жив. От абсолютного, полного хладнокровия... Удивляясь сам себе, Олег, пользуясь тем, что повернулся к двери боком, расстегнул ко-буру.

Все трое захохотали, и старуха присоединила своё карканье к их смеху.

-- Ты не понял, бойра, - ощерился старший. Это была не улыбка -

Оскал зверя, почти такой же страшный, как у волка, и такой же мерзкий, как у вампира. - Мы тут прячемся уже месяц. Мы истосковались по хоро-шей еде и женщинам... Правда, вчера нам повезло, но надолго этого не хватит. А ты очень красивый. И молоденький - не надо закрывать глаза, чтобы представить себе, что ты девка. Я даю слово - если ты нас убла-жишь как следует, то в ближайшие дни мы обойдёмся прошлой добычей.

-- Если мы тебе не нравимся - можешь зажмуриться, - сказал сбо-

ку младший, и Олег мысленно поблагодарил его за то, что он напомнил о себе. Внутри мальчишки всё скрутилось в тугой ком ужаса и отвращения. Он понял, что сейчас упадёт в обморок... и это будет гибель. Поэтому он запретил себе падать. "Ты знал, что тут не рай, - услышал он в глубине сознания свой собственный голос. - Поэтому давай, дружок. Спасайся. И не веди себя, как девочка... иначе скоро ей и станешь... а потом превра-тишься в суп и бифштексы."

-- Так как, бойра? - спросил старший, доставая нож. Вместо отве-

та Олег быстро встал и шагнул к стене так, чтобы видеть сразу всех чет-верых. Наган оказался в его руке словно бы сам собой - никто больше даже не успел пошевелиться. Глаза мужиков стали расширенными и ис-пуганными.

-- К ним. Быстро, - не узнавая своего голоса, приказал Олег, чуть

шевельнув стволом в сторону младшего.

-- Да, бойра. - губы у него дрожали, он повиновался мгновенно. - Ради милости богов, не стреляйте, бойра...

-- Он у тебя не заряжен, - процедил старший. - Пустая игрушка.

-- Брось нож, - приказал Олег...

...Нож с гулом, похожим на гул вентилятора, пролетел по воздуху и со стуком ушёл в стену качнувшегося влево мальчишки. Одновременно Олег выстрелил - рефлекторно нажал спуск. Он увидел распластавше-еся над столом в прыжке тело и выстрелил в него второй раз,в упор, уви-дев, как рыжее пламя расплющилось о грязную ткань рубахи, обугливая её.

Грохот. Треск. Младший бросился к выходу - слепо выставив руки. Олег выстрелил ему в спину, потом - в четвёртый раз - в чёрную тень - и полетел на пол,сбитый тяжёлым ударом.Упал по-борцовски - на локти.

Старший полз к нему. Нижняя челюсть отвисла, изо рта лилась кровь - чёрная, как дёготь, голова моталась.

-- Ыыыы... ыак, - завывал он, и Олег ощутил, как пальцы сомкну-

лись на его щиколотке - так, что, казалось, хрустнула кость. Мальчишка дёрнул ногой - кроссовка слетела, - быстро подогнул под себя ноги, по-ворачиваясь юлой на мягком месте, приставил ствол ко лбу врага и нажал спуск.

Из затылка старшего ударила тугая струя крови. Опала. Пробитая голова ткнулась в пол, в быстро расползающуюся лужу.

Олег вскочил мгновенно,шарахнулся от этой лужи. Странный терп-кий запах - запах крови - наполнял комнату. Застыла у котла старуха. Среди обломков стола лежал, разбросав руки и ноги, средний из троицы, его рубаха на груди дымилась. Младший корчился на полу - подволаки-вая ноги и правую руку, скрёб доски левой. Пуля пробила ему позвоноч-ник у крестца.

Олег задумчиво склонился над полом.Открыл рот. И почти с облег-чением начал блевать, думая только об одном - не заблевать себе ноги. Но всё равно брызгало - уже желчью из пустого желудка - на джинсы, на кроссовку, оставшуюся на ноге, на носок... Потом, шатаясь, он подошёл к углу, где в ведре темнела вода, долго полоскал рот. Им овладело тяжё-лое равнодушие, он не понимал, почему старуха воет, ползая по полу от тела к телу, обнимает их и целует. Потом она завизжала, потрясая кула-ками: