Олег Верещагин Воля павших

-- Да?

-- Олег, ты? - голос отца.

-- Я, а что случилось?! - почему-то забеспокоился я.

-- Да ничего, - спокойно ответил отец, - просто звоню узнать,как ты там.

Вадим с тобой?

-- Да, -неизвестно зачем соврал я.

-- Поздно легли?

-- Вроде того, - я покосился на часы.Ужас!!! Первый час!!! Правда, я лёг

в седьмом часу утра... - Так чего звонишь-то?

-- Ничего, - повторил отец. - Всё в порядке?

-- В полном, - подтвердил я. Если бы ещё голова так не болела...

-- Ну ладно, не скучай. Завтра утром приедем, - информировал он меня

и отключился.

...После холодного душа голова прошла, и я,стоя на пороге ванной и ожесточённо вытираясь полотенцем, вдруг понял, что хочу есть. Очень хочу, что не удивительно - вчера-то я весь день проголодал!

Я уже почти вошёл в кухню, держа в руке почти свежие трусы - но остановился. Прислушался.

На меня упала тишина. Огромная и бесконечная. Я стоял и слушал её, глядя, как медленно и плавно ползёт вдоль стены по полу косой сол-нечный четырёхугольник с танцующей над ним пылью.

Был яркий солнечный день.И тишина в пустом доме - такая, что ра-спадалась на несуществующие, осторожные звуки.

Нервы.Это просто нервы,нервы,нервы, новое место... Постукивает в тишине беда-не беда, а так,что-то напряжённое и странное, хрустят ос-колки разбитого спокойствия под чьими-то шагами. Тяжело ступает неиз-вестность, подходит ближе, ближе, останавливается за плечом. Стоит и смотрит спокойным, пристальным взглядом. Если обернуться - можно увидеть её лицо со знакомыми чертами... Чьими? Деда? Вчерашнего по-сетителя? Людей с фотографий в кабинете?!

Весь в поту, я обернулся, чтобы увидеть пустой коридор, лестницу наверх, дверь ванной.

-- Это всё бред, - громко сказал я в пустоту.

А ведь уезжать надо.Не есть садиться,а подняться к себе, одеться, сунуть в карман деньги, ключи, запереть этот дом - и на станцию. И боль-ше никогда - НИКОГДА!!! - не оставаться тут одному.

Потому что если я не уеду, случится что-то... что-то страшное. Вот прямо сейчас. Не ночью, а днём, днём...

Это не я. Это дедовы дела, дедовы счёты, а он мёртв. Я тут ни при чём. Не трогайте меня!!!

-- Не трогайте меня!!!

Я вдруг понял, что бормочу это вслух. Мне неожиданно стало сты-дно до жара в щеках, и я, заставив себя перевести дыхание,громко спро-сил:

-- Олег, ты здесь? - после чего сам себе ответил: - Здесь.

Этому дурацкому на первый взгляд фокусу обучил меня наш Игорь Степанович, тренер по фехтованию. Помогает, надо сказать - и на этот раз беспричинный страх начал откатываться прочь, как почти зримая во-лна. Конечно, это я сам себя накачал. Нет, клык даю, дед занимался ка-кими-то странными вещами, но это совсем не значит, что на меня немед-ленно должны обрушиться тридцать три несчастья.Я влез наконец в тру-сы и отправился на кухню - инспектировать холодильник.

Тишина в доме меня больше не пугала.

* * *

До вечера я успел привести в порядок тот бардак, который устроил в дедовом кабинете, а потом,прихватив удочку,отправился через заднюю дверь и по тропинке к реке, протекавшей внизу сада,разбитого на склоне холма.Но переключиться мне не удалось - может,ещё и поэтому рыба не клевала, совершенно игнорировала мою удочку. В конце концов я просто положил дурной кусок пластика на берег и устроился поудобнее, обхват-ив руками коленки, да отмахиваясь по временам от комарья.

На воде колебалась дорожка света от полной луны. Комарьё над этой блестящей зубчатой лесенкой толклось тёмным облачком, и я вспо-мнил, что это означает наступающий тёплый день. Потом ниже по тече-нию плеснула рыба, я досадливо поёжился, но тут же снова застыл - уж очень тихой и красивой была ночь возле реки. Где-то за деревьями, на-верху, ещё догорал закат, но тут темнота полностью вступила в свои права.

Над рекой, приплясывая в воздухе, пронеслись несколько летучих мышей, я услышал писк и словно очнулся. Комары успели-таки нагрызть мне руки, и я, подхватив удочку, зашагал сквозь чёрную тишину сада вверх, к дому.

На берегу я чувствовал себя вполне комфортно. А вот в саду стало вновь жутковато - не по себе идти мимо тёмных силуэтов деревьев. Луна еле просвечивала сквозь кроны,от полос её бледного света,рассекавших темноту, та казалась только непроглядней под кустами и деревьями. Я специально не ускорял шаги, чтобы не дать страху разрастись - вполне обычному страху перед ночной темнотой; казалось, что кто-то смотрит в спину тяжёлым, неприятным взглядом. С таким страхом я научился спра-вляться ещё в первых турпоходах.