Тимофей Калашников - Изнанка мира

— Да ты брешешь! — раздался рядом чей-то возглас, вырвавший юношу из мечтаний. — Ракет на земле ни одной не осталось!

— Вот все простаки, чтоб не сказать, дураки, так и думают. Ан, смотри, осталось, — ехидно возражал крепко сбитый мужичок, похлопывая себя по намыленным бокам. — Хочешь, поспорим?

— Давай! На рожок!

— Эй, друг, — обратился один из спорщиков к Кириллу. — Разбей-ка…

— Погодь! А чем докажешь, что твои россказни — правда? — спохватился второй, на лице которого выделялся огромный нос.

— Да вот, у Пашки-сталкера из девятнадцатой спроси, он там был, да не просто был, а чуть не лично их запускал!

Кирилл окатил себя напоследок холодной водой (этот непременный ритуал закаливания отец вдолбил в сыновей с раннего детства), потом завернулся в выданный банщиком кусок ткани, которая, возможно, когда-то была простыней, и, шлепая босыми ногами по мокрой плитке, направился в предбанник, где с одеждой и чистой сменой белья ждал Павел.

Молодой коммунист с любопытством оглядывался, стараясь не упустить ни малейшей детали — когда еще доведется побывать на Полисе? Опять же, приятели станут расспрашивать, как да что там… Он с удивлением уставился на табличку с цифрой 19, прибитую к двери, которую открыл брат, и бестолковый разговор в бане увиделся в ином свете.

— Послушай, а тебя, случайно, не Пашка-сталкер называют? — издалека начал Кирилл.

— Иногда и так.

— Тогда ты мне должен рассказать про ракеты…

— Помолчи! — воскликнул Павел, вталкивая брата в свое жилье и запирая дверь. — Откуда ты об этом узнал?

— В бане болтали, — обескураженно протянул юноша.

— Кто?

— Так… я их не очень запомнил… Один вроде невысокий, в мыле… А второй, такой, с носом… — Кирилл обрисовал пальцем выразительную кривулину.

— Все ясно. Слухи не удержишь, а болтливые языки — тем более… Ты нарвался на двух самых отъявленных врунов станции, так что говорить особо нечего. Да и не важно это… — Павел поморщился, как от зубной боли. — А вот что на самом деле я бы хотел тебе рассказать: недели две назад тут один паренек появился, твой ровесник, можно сказать, или чуть постарше. Эх, Кирюха! Если б ты знал, какой он молодец! Не побоялся один, без помощи, через все метро до нас добраться… Вы там с Ганзой не поймешь чего делите, под пули людей ни за что подставляете, а другие в это же время жизнью из-за настоящего дела рискуют… Как бы мне хотелось, чтоб ты с Артемом познакомился! Может, вы бы подружились, может, у тебя бы мозги от трескучей пропаганды прочистились, и ты понял бы наконец, ради чего действительно стоит жить!.. Ладно, не обижайся за свои революционные ценности, но с Артемом я и сам очень хочу увидеться. Может, возьму тебя с собой, если случай выпадет в его сторону, на ВДНХ прокатиться…

— Погоди-погоди, я тебя про ракеты спрашивал, при чем тут какой-то парень? И почему я у него должен учиться? — юноше стало обидно, что брат совершенно не брал во внимание его заслуги. Все-таки в списке личных достижений у него значились уже несколько, без малого, подвигов. Что бы там ни говорили про освобождение Комсомольской, но увенчавшийся успехом план этого освобождения предложил именно он, Кирилл Зорин… И Сомова — в одиночку, практически без оружия, — освободил тоже он, Зорин Кирилл… И в настоящей боевой операции, когда пули по всему туннелю хлестали… И на поверхности…

— Ну, что ты насупился? — Павел потрепал младшего брата по плечу. — Еще раз тебе повторяю: нечего рассказывать. И потом, я не ракетами занимался, а мы с Артемом и Ульманом… отличный мужик, тоже надо будет тебя с ним познакомить… так вот, мы совсем другое делали…

Сталкер замолчал, еще раз пытаясь восстановить тот день, когда был нанесен удар по черным.

Останкинскую вышку он вспомнил, как только их переоборудованная пожарная машина повернула от станции ВДНХ на широкий проспект. И чем ближе подъезжали, тем яснее становился летний день из детства: вот, держа отца за руку, он стоит возле невообразимой громадины и, запрокинув голову, смотрит в вышину. Казалось, что облака, плывущие возле самого шпиля, сейчас зацепятся за верхушку башни и ветер унесет трехцветный флажок! Потом, в ресторане, который за час делал полный оборот вокруг своей оси, они ели мороженое и любовались крошечными домиками и машинками, что словно муравьи ползли по ниточкам дорог… Это был подарок на седьмой день рождения: посмотреть на Москву с высоты. И вот та давнишняя, запавшая в память сценка, которая по всем правилам должна была стереться без следа, словно изображение на старой открытке, вспоминалась гораздо яснее, чем то, что случилось меньше чем две недели назад. Как всегда, только лишь он начал перебирать последовательность событий — бац! — виски сдавило болью, и все провалилось, как в туман…