Тимофей Калашников - Изнанка мира

— Так ты меня выпустишь? — спросила девушка, чувствуя, что повисшая между ними тишина уплотняется с каждой секундой. — Обещаю, я буду молчать обо всем, что было на Новослободской…

— Верно мыслишь. Молчание — золото, а свободные камеры у нас всегда найдутся. Если Кирилл Зорин вдруг перестанет считать тебя невестой, то заступаться за Ирину Лыкову будет некому, — произнес мужчина, с трудом сохраняя спокойствие, и добавил: — Ведь я здесь по его просьбе.

— Зорин?! Заступался за меня?! — негодованию Ирины не было предела. — Да он меня бросил! Обещал прийти… Я жду уже два дня…

— Всегда подозревал, что ты дура, а сейчас убедился, — зло перебил ее Федор. — Парень любит тебя без памяти. Он был ранен, валялся в госпитале, а потом сбежал на передовую. Еще у него отца убили, и утром похороны.

— Ранен? Как это? — девушка была ошарашена известием.

— Мы с Ганзой воюем. Ты не знаешь, что ли?

Только теперь она начала понимать причину необъяснимого молчания Зорина, но беспокоилась сейчас не об этом. Ирина почувствовала, что первоначальное удивление, радость узнавания, с которыми мужчина смотрел на нее, сменяется жесткой решимостью. «Неужели он уйдет, и я опять его потеряю?» — пронеслась тревожная мысль, кольнувшая сердце.

— Я выпишу тебе пропуск, нельзя завтра оставлять Зорина одного, — сказал Федор, а перед глазами у него стояло лицо юноши, залитое кровью и слезами. — И еще. Думаю, что нам лучше видеть друг друга… пореже…

Сомов отвернулся и вжал кулаки в стену. Раньше полная опасностями нестабильность его жизни не оставляла времени подумать о семье. И сейчас, когда наконец он мог дать своим близким уверенность в завтрашнем дне, Федору вдруг страстно захотел иметь эту самую семью. Он представил у груди стоящей здесь женщины чмокающую головенку малыша — их ребенка. Про себя он твердил: «Я должен уйти… Я здесь по просьбе Кирилла, я не могу его обмануть… он же мне как брат теперь… я должен ее выпустить и сразу же уйти…»

Ирина неслышно приблизилась и прильнула к его спине, а руки, тесно прижатые к ребрам, заставляли при каждом вздохе чувствовать ласку нежных ладоней. Казалось, девушка превратилось в шелковистую ленту, что обволакивала его торс, которую он ощущал бедрами и даже подколенными впадинами. Сделав как бы подсечку, она повисла на его плечах теплой тяжестью, а волнообразная дрожь отзывалась сладконоющим спазмом в животе Сомова. Когда ее щека прижалась к лопатке и он услышал бессвязный шепот, то больше не мог противостоять этому беспомощному лепету, вечной женской мольбе о защите, перемешанной с древним, как мир, ослепительным обещанием… В следующее мгновение Ирина каким-то образом оказалась перед ним, а ее губы миллиметр за миллиметром ощупывали линию его подбородка…

Он не знал, что именно придавало такую фантастическую остроту каждому прикосновению — то ли красота и бьющая через край чувственность этой женщины, то ли понимание, что он, по древнему праву завоевателя, отбирает ее у другого.

На мгновение Федор сам изумился силе ощущений, которые не давали дышать, и уткнулся в ее шею. Пульс бился в его ушах гулким многократным эхом.

«Что же я делаю? Ведь Кирилл мне жизнь спас!.. А я забираю у него любимую… — думал Сомов, все крепче прижимая к себе горячее тело. — Да ведь он с ней не справится! Совсем мальчишка еще, а этой шалаве мужик нужен. Даже если я сейчас отступлюсь, все одно, через неделю она придет в мою палатку… Мы, как две половинки разорванной цепи, должны были встретиться. Она ждала именно меня, это ясно с первого взгляда…»

Федор замотал головой, стараясь выпутаться из воспоминаний. Уже засветились огни станции, дрезина начала замедлять ход. Сомов тихо произнес:

— У судьбы есть чувство юмора. Ты знаешь, мы ведь с ней на Ганзе встречались… Ладно, после поговорим. А теперь бегом на совет, опаздываем уже!