Пролог.
A la guerre comme a la guerre
Дон Антонио сказал нам, что было бы большим затруднением брать сундуки с подарками на этот старый фламандский корабль, который он не считает достаточно надежным…
Из рассказов Дона Хуана Персидского «Путешествие персидского посольства через Россию от Астрахани до Архангельска в 1599-1600 гг.»
Август 1591 г. Река Тихвинка
Темные воды реки неслышно расступались под носом приземистого плоскодонного судна - байдака. Едва-едва шевелились весла, с затянутого тяжелыми тучами черного ночного неба моросил дождь. Казалось, в такую погоду никак нельзя было плыть, не рискуя нарваться на мель или камни, - и все же плыли.
- Ну и ночка, прости Господи, - набожно перекрестился сидевший на носу монашек в длинной, подпоясанной веревкою рясе. Склонившись к самой воде, он-то как раз и высматривал возможные камни, прощупывал путь длинной, вытянутой вперед слегою.
- Ниче, Евстрат, брате, Бог даст, выплывем, - откликнулся один из гребцов - дюжий бородач, одетый в такую же рясу, что и Евстрат. Остальные четверо человек, плывшие на сем небольшом судне, тоже принадлежали к монашескому братству.
Впереди в ночной тьме вдруг показались оранжевые искорки костров. Рыбаки? Или воинские «немецкие» люди?
- А там не наши, часом, а? - оглянулся чернец Евстрат. - Может, пристали к бережку да нас ждут?
- К бережку? Ночью? - глухо откликнулись с кормы. - Да что они, с ума сошли, что ли? Скорее, это как раз свеи! С Сермаксы, со Свири реки пришли, встали лагерем… Видать, прознали что-то.
- Прознали? Да ты что, брат Касьян? - возмутился бородач. - Кто б им сказал-то? А от наших мы зря отстали. Кто говорил - переждать, переждать, пусть, мол, проскачут всадники? Вот и переждали. Где теперь наши? Что о нас думают?
- Да ждут, - успокоил Евстрат. - Завтра поутру их и нагоним.
- Хорошо б, коли так, - бородач размашисто перекрестился.
Темно было кругом, и сама река, и ее холмистые берега, казалось, дышали опасностью. Везде, за каждым кустом, мог притаиться шведский воинский человек или какой-нибудь шпион-соглядатай. Их отряд уже добрался до Сермаксы на Свири-реке, разрушил Сиверскую рыбную заводь - тоню, - принадлежащую Тихвинскому Богородичному монастырю; вот монастырские старцы, устрашенные рассказами тонного монаха Касьяна, решили, не дожидаясь осады, отправить подальше, в Новгород, всю монастырскую казну - богатство немалое. На нескольких судах отправили, под охраной, да все те корабли вперед ушли, покуда чуть подотставший последний байдак от невесть откуда взявшихся всадников за излучиною таился. Пока выжидали - завечерело, и караван уже уплыл далеко вперед. Так и было договорено - по ночам никого из отставших не ждать, мало ли? Лучше уж часть казны сохранить, чем потерять всю.
А тонник Касьян, как нарочно, много чего об алчности свейской рассказывал, будто и до него про то не знали. С ним, Касьяном-то, послушник был, Серафим, человек немолодой уже, белесый, круглолицый, немой. Видать, на старости лет решил в чернецы податься. Что ж, бывает и так. И часто. Как вот только он молитвы Господу возносить будет, немой-то? Отец Касьян пояснял, что - по-своему, в мыслях. Господь ведь не дурак, разберет. И правда.
А дождь припустил с новой силой. И не видно стало ни зги!
- Ну что, братие? - снова обернулся Евстрат. - Придется, чую, заночевати.
- К самому берегу не приставать! - распорядился бородач. - Встанем рядом. Утром, едва рассветет, поплывем.
Тонник Касьян улыбнулся:
- Тако, брат, тако!
Выставив сторожа, повалились меж сундуков, не столь больших, сколь тяжелых. Оно и понятно - золото! Первым сторожил Евстрат, да, похоже, ему и последним суждено было стать - летом в здешних местах светало быстро. А сейчас темно было кругом, тихо. Лишь слышно, как хлестал по воде дождь. Чу! Вот кто-то встал, проснулся. Сменщик? Нет, немой послушник, как его? Серафим.
- Ты чего, брате? Сменить? Так вроде рано еще…
- Ммы-ы-ы, - Серафим замычал, улыбнулся. Показал - хрр-хрр - мол, спи, давай.
Евстрат хмыкнул:
- Не, брате, ты за меня сторожить не будешь! Ежели что, как знак подашь? Немой ведь?
- Ммы-ы-ы.
- Вот те и м-мы… То-то же.
Пожав плечами, послушник осторожно подошел к краю лодки и, подняв рясу, стал шумно мочиться в реку. Евстрат отвернулся… И словно что-то огненное ударило в спину прямо под сердце. Монах не успел и вскрикнуть - еще бы, удар был умелый.
Читать дальше