К ночи ближе гостюшки разошлись: первым, как и положено, поцеловав молодых на прощанье, уехал князь Михаил, с ним и Маржерет, а уж потом и приказные потянулись. Остались лишь свои, близкие, да Галдяй Сукин - тоже теперь, считай, свой.
Сели не чинясь, за один стол, снова выпили - теперь уж по-простому, как меж своими принято. Пару песен спели, плясать начали. А потом Марьюшка - красавица Прохорова - домой засобиралась, мол, поздно уже. Волосы рукою пригладила - тут и Филофейка: на, мол, Марьюшка, гребешок, причешися.
Взяла Марьюшка гребень, глянула и, ахнув, едва не сомлела, - хорошо, подхватил Прохор.
- Что? Что такое? - заволновались хозяева. - Аль вино крепко? Аль жарко?
Девушка, впрочем, быстро пришла в себя:
- Нет, братцы-сестры милые, и вино хорошее, и не жарко. Дюже гребень мне сей памятен… из рыбьего зуба резной, с ошкуем…
Нередко царь ходил один по городу пешком, заходил в мастерские, толковал с мастерами, говорил со встречными на улицах.
М. Острогорский. Учебник русской истории
Осень 1605 г. Москва
Гребешок! С ошкуем! Тот самый, что Василиса не так давно подарила Филофейке! И, по словам Марьюшки, именно этот - или точно такой же - гребень она дарила своему бывшему дружку Федотке, с год тому назад погибшему страшной смертью.
Так тот гребень или просто похож? Это выспрашивал Прохор уже после свадьбы. Выходило - тот. Крайний зубец обломан, характерные царапины на спине ошкуя - тот. И гребешок сей Иван самолично привез из-под Кром. Подарила та девчонка, Гарпя, сказав, что гребень кто-то оставил иль выронил. Кто?! И где теперь найти Гарпю… Впрочем, о последней как раз доходили слухи, вернее, не столько о ней, сколь о веселых «польских», как их здесь называли, девках. Дескать, они все в Москву подались, за старыми своими кавалерами - поляками, казаками, дворянами. Подались-то подались… только где их сейчас искать? Впрочем, что думать? Лучше уж спросить знающего человека.
Вот к этому-то человеку Иван и направился, благо от приказных палат идти было недалеко, всего-то пересечь площадь. Стояла уже осень, та самая, что зовут золотой: с желто-красным нарядом деревьев, летящими на ветру паутинками в прощальном тепле солнца, с журавлиным курлыканьем в светло-голубом небе. Осень… В середине сентября, как раз после свадьбы, вдруг зарядили дожди, но, слава Господу, вскоре успокоились, словно давая людям время спокойно убрать урожай, и в последнюю седмицу погода установилась теплая, сухая, будто бы снова вернулось лето.
Остановившись у ворот царского дворца, Иван вежливо поклонился страже - польским жолнежам в железных, украшенных петушиными перьями шлемах и кирасах, начищенных почти до зеркального блеска мелким речным песком. Вообще-то, по всем уставам, не рекомендовалось песком латы чистить, но поляки на то плевали, уж слишком большими щеголями были. Как, впрочем, и сам государь.
Едва вспомнив Дмитрия, Иван вздрогнул, - ну, вот он, легок на помине! Как всегда, лихо проскакав через всю площадь наметом, государь ловко выпрыгнул из седла и, бросив поводья стражникам, оглянулся на далеко отставшую свиту. Презрительно прищурившись, сплюнул и покачал головой:
- Эх, бояре, бояре… Мало того, что невежды, так еще и на лошадях кое-как скачут. Словно мешки с дерьмом, прости Господи!
Иван поклонился, приложив руку к сердцу:
- Здрав будь, великий государь!
- О?! - оглянувшись, удивился-обрадовался Дмитрий. - Иванко!
И тут же насупился, сдвинул брови:
- Ну что? Ошкуя поймал, наконец?
Юноша вздохнул - ну и память у государя!
- Скоро словим.
- Да сколько же ждать можно, а? - рассердился царь. - Я вам когда еще говорил? А воз и ныне там? Ужо, переведу всех вас в Сибирский приказ, поедете у меня всю Сибирь мерять да на чертежи-карты накладывать.
- Дело интересное! - оживился Иван.
- Интересное… - Дмитрий несколько поутих. - А с ошкуем-то кто будет возиться?
- Да поймаем мы его, великий государь, очень даже скоро. Все к этому идет. Тут вся загвоздка в том, что затаился он - ничем и никак себя больше не проявляет.
- Ах, вон оно что! - нехорошо ухмыльнулся царь. - Вам, стало быть, надобно, чтоб еще мертвяк растерзанный объявился! Молодцы, нечего сказать!
- Да словим мы его и так, государь, вот те крест! - Иван размашисто перекрестился на сияющие золотом купола Успенского собора.
Царь неожиданно засмеялся:
- Ладно, ладно, верю. Ведаю - серьезные дела быстро не делаются. И все ж - поторопитесь.
Читать дальше