Александр Голодный: Будущего нет

– Стоять! Я сказал «стоять», курсант Александров!

– Сейчас, урою пидора и встану…

Но сильные руки (гиревик!) остановили движение.

– Александров, ты что, из училища вылететь захотел?!

Понемногу приходя в норму, Сергей глянул в глаза командира и честно ответил:

– Мне по хер…

Володя почувствовал: это – от души, действительно честно.

– Так, Александров – со мной…

– Оборзел в корень! Володь, ты ему…

Воспрянувшего комода оборвало резкое:

– А ты организуй погрузку в машину.

Слегка опешив, младший сержант уточнил:

– А в кузов кого?

– Кого хочешь. У тебя подчиненных хватает. Можешь сам, пример покажешь.

В картофельном цеху Никитин кивнул на лавку:

– Садись.

Присел сам.

– Сергей, что с тобой происходит?

М-да… и что ответить? Рассказать правду? Нет, он к этому явно не готов. Во-первых, слишком личное, а во-вторых…

Как-то сразу Александров осознал, что история о снах – прямая дорога к врачам. Психиатрам. В дурдом.

Нет, на это пойти он пока не готов. Есть другой ответ, и тоже честный:

– Достал меня урод этот. Сил терпеть уже не осталось.

– Достал… Ты думаешь меня ничего не достает? И ответственность за всю группу уже четыре года – в радость? И огребать за вашу дурь каждый раз – одно удовольствие?

– Нет, командир.

Помолчав, Сергей добавил:

– Извини. Не сдержался.

– Ты понимаешь, к чему шел? Ну, набил бы ему рожу. Через час стоял бы в политотделе. Вечером уже ехал в Курью. Солдатом. Ты для этого шел в училище?

Прав был сержант Никитин. Во всем прав.

Сам Володя пришел в ракетное училище уже самостоятельным, с отличием закончившим техникум парнем. Старше их, вчерашних школьников. И серьезнее, богаче незаменимым жизненным опытом.

Александров попробовал возразить:

– И его бы отчислили.

– Его? Нет, Серега. Плохо еще ты знаешь своего командира отделения.

Вот так… Это действительно новость.

Положение о равенстве каждого перед ответственностью им вбивали с первого курса. Об этом же гласили статьи дисциплинарного Устава. И тем не менее, достаточно только напрячь память…

Вот на втором курсе командир отделения пришел пьяный из увольнения. Засветился перед курсовым офицером. Повод для оргвыводов, казалось бы, железный. Но даже лычки не сняли, отделался неделей ремонта казармы во время зимнего отпуска.

Вот в его кармане находят конфеты из украденной посылки. Доклад начальнику курса… и тишина.

Вот он опаздывает на сутки из отпуска. Выводов нет. Про драку на третьем курсе можно не вспоминать – наказание было, действительно, символическое.

Подняв голову, Сергей вопросительно заглянул в глаза сержанту.

Никитин утвердительно, с оттенком усталости, покачал головой:

– Вот так, курсант Александров.

Помолчали еще.

– Я понял, товарищ сержант. Больше не повторится.

– Отрадно слышать. И, Серег… не надо мне напоминать, кто я по званию. Мы с тобой ведь нормально общаемся?

– Хорошо, Володя. Спасибо.

– Ну, и ладушки. Давай, готовь участок к сдаче, да насчет душа там прикинь.

– Сделаю, Володь.

Погрузку в машину уже закончили, ЗИЛ убыл. Сергей убрал на место козлы, потащил к лифту пустые фляги. Здесь его ждал неприятный сюрприз – агрегат не работал.

Конечно, регулярно заливаемый отходами лифт отказывал частенько, но сейчас… Нет сомнений – работа комода. Осмотрев устройство, Александров убедился в своей правоте.

Свернутый ударом концевик блокировал работу механизма. Сапогом врезали, не иначе.

Вот тварь паскудливая! В дерьме бы утопил, своими руками!

Расчет верный – кроме лишних хлопот по доставке тары, Сергей будет постоянно затаптывать лестницу, которую уже моют готовящиеся к смене парни.

Подышав минут пять, приводя нервы в порядок, он отправился в бойлерную – там обычно в ящике стола лежал старый инструмент.

Здесь замок не меняли больше года – давно подобранный ключ сработал четко. Порывшись в хламе под одинокой запыленной лампочкой, курсант нашел разболтанные плоскогубцы и пару гнутых отверток.

Еще через десять минут лифт загудел, отправляя наверх фляги и баки.

Комода Александров увидел, уже выходя из душа. Никитин конкретно указал первые партии в очередности, взяв с собой коллег по комнате. В трех кабинках они не спеша отмокли, по очереди натерлись мочалкой запасливого Бабкина, и, белые от густых хлопьев «Семейного» мыла, снова вернулись под тугие горячие струи.

Вода словно смыла переживания и грязь воспоминаний о будущем, оставив только спокойную усталость от суточного наряда.