Валерий Алексеев - Похождения нелегала

— Устроить тебе очную ставку с отцом Нины Георгиевны? — спросил следователь.

— Спасибо, не надо, — ответил я.

Ответ мой привел допытчика в ярость.

— Жить, значит, хочется! Ах ты, гниль человеческая. А вот возьму да и сделаю очную ставку. Полковник прямо рвется с тобой побеседовать. Дайте, говорит, я хоть яйцы ему вырву, глаза повыдавливаю и выпущу кишки, а всем остальным пускай занимается правосудие. Как тебе нравится такая перспектива?

Что я мог на это сказать? Вопрос являлся чисто риторическим и ответа не требовал.

— Будь моя воля, — продолжал следователь, — я бы таких, как ты, отдавал родственникам жертв на разборку. Пусть на части раздирают, усыновляют, кастрируют, делают что угодно. То-то была бы лафа. И смертную казнь можно было бы отменить, и осиротевшим людям хоть какое-то развлечение. Согласен ты со мной или нет?

Я молчал.

— Ну, будешь говорить, куда тело заховал?

Я безмолвствовал.

— Ах, вот, значит, как! — рассвирепел мой мучитель. — Безумству храбрых поем мы песню. Хорошо, профессор, я доставлю вам удовольствие увидеть, что мир состоит не только из университетских аудиторий. Мы вас, знаете ли, посадим в общую камеру: там таких, как вы, топят в параше либо забивают ногами насмерть.

30

И меня отвели в просторную, как школьный класс, комнату, где на каждый квадратный метр приходилось полтора арестанта.

Вы не задумывались, совместимы ли холод и духота?

Так вот, они совместимы.

— Принимайте сексманьяка! — крикнул мой сопровождающий и втолкнул меня в туманную смердевшую кислыми тряпками тесноту.

Камера недовольно загудела:

— Куда еще-то одного? И так по очереди спим! Маньяков держат в одиночках!

Из сумрака ко мне подошел тощий маленький мужичок.

— Ну, что, золотой-яхонтовый? — спросил, ерничая и кривляясь. — Кого насилуем, кого убиваем?

— Никого, — ответил я. — Честное слово.

Мужичок заглянул снизу вверх мне в лицо, постоял, склонив к плечу голову, потом повернулся, обвел сокамерников взглядом и внятно сказал:

— Чтоб никто пальцем его не тронул.

И вернулся на свое место.

31

В ту же ночь я ушел.

Вряд ли все сорок пять человек спали: лежачих мест действительно не хватало. Кто подремывал сидя на корточках, кто стоял, прислонившись спиною к стене.

На глазах у неспящих я дисминуизировался, перелез металлический порожек и через просторную щель вышел в коридор. Народ безмолвствовал: никто из арестантов даже не охнул.

Но покинуть камеру — это только полдела, надо еще выйти за пределы СИЗО.

Поверьте, это было непросто.

Охрана спохватилась утром, когда я отшагал первые десять тысяч шагов по бугристому бетонному полу, среди множества окурков и прочей тюремной дряни.

О, какая поднялась суета: беготня, крики, клацанье затворов. Меня чуть не затоптали в коридоре. Хорошо, что там были щелястые плинтуса.

Пустили собаку, она побежала прямо ко мне, клацая когтями, тыкаясь в плинтус слюнявым носом.

Третья собака из сказки "Огниво". Пасть — пещера сталактитов, зловонное дыхание, желтые глаза, каждый с театральную люстру, и этот жуткий ноздреватый язык.

Я представил, что будет, если она меня просто слизнет, и забился в свою щель как можно глубже.

Но тут собака отпрянула, присела на задние лапы, заскулила и завертелась волчком.

Собаковод дал псине пинка ("Ты что, Мухтар, взбесился? Вперед, тебе говорят!") и буквально силой поволок к выходу.

Мухтар бежал, поджав хвост, оглядываясь и по-щенячьи визжа.

Эти люди искали меня на улице, они просто не предполагали, что до выхода мне шагать и шагать. Потом спускаться по ступенькам, общим числом двенадцать, каждая — отвесная скала высотою с многоэтажный дом, а я ведь не альпинист.

А потом еще по двору, по грязному слегка подмерзшему снегу. Пешая прогулка по ледяным торосам северной Аляски в сравнении с этим моим походом показалась бы приятным развлечением.

Я шел на волю целый день.

Только к вечеру в темном углу за мусорными баками я вернулся в нормальные размеры — и обнаружил себя в подворотне соседнего дома, в том же квартале.

32

На квартиру свою возвращаться мне было нельзя, на работе появляться тоже.

Ко всему прочему, у меня с собой не было решительно никаких документов и денег. Да что там деньги: отобрали часы и даже брючный ремень.

Между тем мне срочно нужно было обновить одежду и изменить внешность: сбрить усы, например (я со студенческих лет ради поддержания своей репутации носил циничные усы и наглые бакенбарды).