Валерий Алексеев - Похождения нелегала

Весь ужас положения заключался в том, что я был в своих обычных размерах (и, мягко говоря, без мундира), а Ниночка — ростом с мизинец.

Дисминуизироваться, вернуть любимую в нормальное состояние и вновь уйти в малый мир — на это у меня просто не было времени.

— Мать! Иди сюда, мать! — орал полковник. — Подлая потатчица, двурушница! Иди сюда, сводня проклятая! Полюбуйся, у твоей дочки в спальне мужик!

— Спрячь меня, спрячь поскорее! — тонким голоском подсказывала моя любимая. — В карман меня положи!

Ладно, положу, а дальше что?

— Скажи, что я уехала ночевать к Ляльке!

Я бережно опустил Ниночку в карман плаща (он висел на приоткрытой дверце шкафа), потом распихал по полкам ее разбросанные одежды, кое-как оделся сам — и скинул крючок.

Полковник с рычанием ворвался в комнату, отшвырнул меня в сторону и стал озираться.

Из-за его спины выглядывала супруга с головой в железных бигудях.

Видимо, отсутствие дочери обескуражило полковника.

Наконец его налитые кровью глаза уставились на меня.

— Кто ты такой, сукин сын? Как ты здесь оказался? Где моя дочь Нина?

Я объяснил ему, что я сослуживец его дочери, что она меня пустила переночевать, потому что брат выгнал меня из дому, а сама уехала ночевать к подруге, и было это в середине ночи, она никого не велела будить.

Дикий полковник слушал меня набычась, скрежеща зубами и вращая глазами.

Мне всегда казались преувеличением эти беллетристические изыски, но он именно скрипел зубами, словно это были каменные жернова, и глаза его вращались точно с таким же скрежетом.

— Где Нинка, я тебя спрашиваю?

— Уехала к Ляле.

— К какой такой Ляле?

— Не знаю.

— Как это уехала? Зачем уехала?

— Жор очка, ты что такое говоришь? — высунулась из-за его спины полковница. — Не могла же она остаться, если молодой человек попросился переночевать.

— За каким чертом он попросился? — взревел полковник.

— Потому что сослуживец.

— Сослуживцы ночуют дома! — прорычал полковник — но уже без прежней ярости, поскольку ему заметно полегчало.

Знаете, любая чушь вызывает доверие, если она снимает подозрения с обожаемого человека.

Тут Ниночка тихонько чихнула: в кармане, где она сидела, было полно всякого сора. К счастью, полковник не расслышал. Как и все громогласные люди, он был тугоух.

— Попрошу документы, — уже почти нормальным голосом скомандовал он.

Внимательно изучил мой преподавательский пропуск, сравнил мое лицо с фотографией и положил пропуск в карман пижамы.

— Это пока останется у меня.

Затем полковник тщательно обследовал комнату: заглянул, естественно, в шкаф, под стол, под тахту, выглянул в приоткрытое окно, как будто Ниночка могла висеть на водосточной трубе на высоте четвертого этажа, хотя этот трюк по всем традициям исполняют герои-любовники.

— Попрошу покинуть комнату моей дочери и перейти в соседнее помещение, — сурово сказал он наконец.

25

В родительской спальне, которая одновременно была и кабинетом, полковник опустился на стул и жестом предложил мне сесть.

— Сколько вам лет? — начал он свой допрос.

Я ответил.

— Вы понимаете, что всё случившееся неприлично?

Ну, разумеется, я заверил, что не нахожу здесь ничего неприличного, что всё выглядит совершенно естественно, как это принято среди порядочных людей.

В общем, я молол несусветную чушь.

Нервы мои были на пределе.

Я ни на секунду не забывал, что моя любимая сидит в шершавом кармане плаща, среди ключей, автобусных билетов и разных крошек.

Притом на ней всего лишь одна комбинашка…

Мы с полковником проговорили почти до утра: благо впереди были суббота и воскресенье.

Я наплел великое множество ерунды о брате, которого у меня никогда не имелось, об автокатастрофе, сделавшей нас круглыми сиротами, о молодой жене брата, о наших с нею спорах насчет квартиры и садового участка.

Полковница здорово мне помогла, запутав выяснение некоторых щекотливых вопросов (ну, например, во что оделась Ниночка, уезжая к подруге: ведь вся ее верхняя одежда была на месте).

Разговор зашел о перспективах Ниночки на работе, мы переместились в кухню, попили чаю.

Короче, распрощались почти друзьями. Пропуск мне был милостиво возвращен. Но приглашения забегать на огонек полковник мне всё же не сделал.

26

Я вышел на улицу, было еще темно, стояла противная позднеосенняя погода, снежная каша под ногами, редкие прохожие хмуро месили ее, спеша по каким-то загадочным субботним делам.