Валерий Сенин: Похождения красавца-мужчины, или Сага об О'Бухаре

Эту рукопись я свистнул у литератора Иванова. Тот в свою очередь стащил ее у литератора Петрова. Литератор Петров стырил ее у литератора Сидорова. Сидоров, негодяй, спер ее у меня. А я свистнул ее у литератора Иванова. Кто же истинный ее автор – неизвестно, но это не имеет значения. Имеет значение ее ценность. И именно поэтому на рукопись претендовало четыре человека: Иванов, Петров, Сидоров и я. Мне повезло больше остальных, я сумел издать ее под своей фамилией. После этого события оскорбившиеся Иванов, Петров, Сидоров поочередно вызывали меня на дуэль.

С Ивановым мы дрались увесистыми томами Льва Толстого «Война и Мир». Мы остервенело колотили друг друга по плечам, по рукам, по спинам и по головам, бегая вокруг Ростральных колонн. Из наших костюмов вылетала пыль, из волос на головах – перхоть, а из ртов – ругательства. Победили подбежавшие милиционеры, которые отобрали у нас с Ивановым все карманные деньги. А наши секунданты – Петров и Сидоров – негодяи, стояли неподалеку, ржали /смеялись/ и делали вид, будто ничего не видят.

С Петровым мы дрались на следующий день, у Петропавловской крепости, баскетбольными мячами. Каждый старался попасть в лицо противника. После двух часов сражения наши лица стали красными, как мячи, которыми мы сражались. Победил Иванов, который был моим секундантом. Он, негодяй, начал слишком усердно пить общее пиво, и мы, забыв о дуэли, побежали ему помогать.

С Сидоровым мы дрались у станции метро «Лесной проспект» букетами цветов. Все было бы на высоком уровне, но цветы быстро выходили из строя, и нашим секундантам, Иванову и Петрову, приходилось покупать новые букеты каждые пятнадцать минут. Через час после начала дуэли у секундантов закончились деньги. Измочалив последние розы о физиономии друг друга, уставшие, исцарапанные, но не сломленные и даже довольные, мы все вчетвером поехали ко мне на квартиру выпить и закусить за выход книги под моей фамилией.

Раздвоение личности называют шизофренией. Значит, мое расчетверение личности – шизофрения в квадрате. Выходит, я квадратный шизофреник. Но стоит мне выпить двести граммов водки – Иванов – Петров – Сидоров исчезают, и я становлюсь свободным!

Говорят, когда О`Бухарь родился, в родильный дом пришла богиня любви Афродита, она поцеловала малыша ниже пупка и сказала: «Он будет моим». После ее ухода пришел пьяненький бог вина Дионис, поцеловал малыша в лобик и тоже сказал: «Он будет моим». И с тех пор О`Бухарь cлуга двух господ: его голова постоянно занята поисками вина, а его «меч» – поисками «ножен».

Ходят слухи, будто бы О`Бухарь родился с усами и в тельняшке, медработники этого даже не заметили, потому что торопились отметить Новый Год.

Говорят, мужчиной О`Бухарь стал в старшей группе детского сада, на спор.

Говорят, в школьные годы О`Бухарь запросто мог доплюнуть с первого этажа до второго, а если при споре присутствовали девочки, то и до третьего.

Говорят, один глоток О`Бухаря равен бутылке вина.

Говорят, О`Бухарь пробегал стометровку за восемь секунд, если опаздывал на свидание, и за девять секунд, если опаздывал на пьянку.

Говорят, О`Бухарь обожал приход весны, также он обожал приход лета, приход осени, приход зимы. И когда приходила очередная весна, О`Бухарь приглашал в свой дом гостей, и первый его тост звучал всегда одинаково: «Еще один круг обожания замкнулся и, восходя на следующую ступень жизни, я всеми силами своими хочу обожать».

Говорят, О`Бухарь очень любил поесть, также как и попить винца, также как и поласкаться с какой-нибудь сладкой женщиной. И, что очень любопытно, он никогда не мог наесться досыта, напиться допьяна, наласкаться до отвращения, ему всегда хотелось продолжать еще. И ненасытностью этой он выделялся из толпы людской. Он с таким аппетитом ел, что взглянув на это, тут же хотелось поесть. Пил он с такой страстью, что глядя на это трудно было не выпить, а сексом О`Бухарь занимался с такой энергией и красотой, что делай он это днем на Невском проспекте, большинство прохожих не смогли бы удержаться от искушения сделать то же самое.

Говорят, О`Бухарь не любил боевые патроны и болтливых политиков. Поэтому от него часто можно было услышать: «Патроны должны быть холостыми, а политики – немыми».