Михась Южик - Ледник

Перед людьми христианской культуры встала неслыханная задача: выжить наперекор леднику. Европа, в то время почти единая, с отвагой обреченного принялась действовать чрезвычайно решительно. Все, кто хотел жить, как то вечно отсталая Россия, а также подвластные ей республики типа Грузии, Украины, Армении — все добровольно вошли в состав Объединенной Европы. Азиатские страны и арабский мир были отторгнуты с этого ковчега нового времени. Их обрекли медленно погибать. Временной столицей Объединенной Европы стал Рим. Правительство было единым и жестким. Единый язык, на котором стали поголовно говорить за десять лет, естественным образом выбрали английский. Как ни странно, совершенно светское и нерелигиозное общество вновь объединилось под хоругвями Церкви. Посредством этого укреплялась мораль. Но что это была за мораль?! Души людей делались стальными. Иногда безжалостными. Но кто вправе судить их, поставленных в буквальном смысле на пороге неумолимого ледника?

В связи со взрывом вулкана и рядом холодных лет над Сахарой наконец-то столпились циклоны, месяцами лившие и лившие на безлюдную землю дожди — эту кровь земли, питающую все живое. Мрачная пустыня покрылась разноцветьем, пышными кустами, раскидистыми деревьями. Реки отыскали свои старые, на века забытые русла и мутным потоком устремились на север, на запад и на восток. Нил, приняв эти нежданные воды, вышел из берегов и лизал, как в древности, пороги Великих Пирамид. А теплые дожди секли Сфинкса. Все вокруг орошалось, зеленело и расцветало. В то же время на севере неотвратимо холодало и высушивалось. И потому Север двинулся на Юг, чтобы его завоевать.

Оккупация Объединенной Европой (ОЕ) Северной части Африки происходила неумолимо. Везде и повсюду, от западных и восточных берегов Африки, от Средиземного моря до тропических джунглей, белый человек действовал расчетливо и жестоко. Мирный и сонный во времена благодати, европеец, поставленный природой на грань выживания, всегда был свиреп. Азия, Африка и Америка во втором тысячелетии вполне ощутила его цепкие и лишенные жалости руки. Голодный и алчный европеец — это страшное существо, это животное, наделенное отменным коллективным разумом и атрибутами цивилизации, против которых бессильны прочие народы Земли.

Так и теперь, убегая от ледника, проснувшийся от столетней спячки европеец стал страшен. Жители Марокко, Туниса, Турции, Египта и проч., уцелевшие после взрыва вулкана, после холодных и голодных лет, были порабощены европейцами.

Именно порабощены, так как статус раба стал вполне узаконен в ОЕ. Рабы направлялись в развернутые на территории бывшей Сахары концентрационные лагеря и за скудный паек, под жестким надзором принимались распахивать обширнейшие поля, сеять и собирать урожай.

Посреди некогда гнетущей пустыни буквально за десять лет возвелись многонаселенные города, где работали и набирали темп различные предприятия. Плавилась сталь, чугун, шились одежды, строились и уже входили в мощь атомные электростанции, в свою очередь питавшие все вокруг — станкостроение, машиностроение, легкую промышленность и даже объекты для спорта и развлечений, так как ничто человеческое не было чуждо людям новой державы.

Огромные порты раскинулись на Западном побережье Африки. Завоеванная ОЕ прибрежная полоса тянулась да самой ЮАР, которая также вошла в состав единого государства.

От дикости и глуши сердца Африканского континента, где скрывались несчастные дикари и примкнувшие к ним аборигены северной Африки, европейцы отгородились огромным земляным валом с колючей проволокой. По проволоке бежал ток. А через каждые полкилометра стояли вышки с недремлющими пулеметчиками. Мир таким образом разделился. И этот вал, и эта проволока, как ни крути, являлись единственным целесообразным решением — в джунглях буйствовали эпидемии, без изоляции было не обойтись. В противном случае силы цивилизации истощались бы в борьбе с прилипчивыми болезнями. А силы были нужны не только на заселение Африки, но и на спасение памятников культуры старушки Европы.

Дэвид Нэш двигался по узким коридорам дворца в сопровождении президентской охраны. Ему завязали глаза. И только опыт, умение считать шаги и повороты, давал возможность ориентироваться. Судя по числу шагов — а Дэвид знал среднюю длину своего шага, — он прошел уже три километра четыреста сорок метров. И его еще не думали останавливать.