Юрий Брайдер: Особый отдел и пепел ковчега

— А квартирка-то миленькая. Мне, по крайней мере, нравится.

— Мне тоже нравилась, пока я один жил, — сказал Приходько. — А с семьёй не очень развернёшься.

— Ладно, что-нибудь придумаем, — неопределённым тоном произнёс Окулист.

Жеманно извинившись за скромное угощение — дескать, гостей сегодня не ждали, — Людочка накрыла на стол. Количеством и качеством блюд предстоящее застолье мало чем отличалось от солдатского ужина, подававшегося в дисбатовской столовке. По расчётам Кондакова, взявшего большую часть хозяйственных забот на себя, это должно было лишний раз напомнить Окулисту о бедственном положении молодой семьи.

Приходько, державшийся молодцом, по-гусарски откупорил шампанское, окропив благородным напитком не только всех присутствующих, но и старомодный шёлковый абажур, а Людочка налила гостю водочки, в которую был подмешан клофелин.

Окулист произнёс незамысловатый и довольно пошленький тост, но вместо того, чтобы выпить, неловко расплескал содержимое рюмки — то ли намеренно, то ли случайно. Не притронулся он и к котлетке, нашпигованной нембуталом. Во всём этом несомненно ощущалось влияние бетила, чей футляр едва угадывался под застёгнутым на все пуговицы пиджаком Окулиста.

— Что-то не идут мне в последнее время наши напитки и разносолы. Всё палёное. И водка, и коньяк, и даже колбаса. Потом не заснёшь от изжоги... Командир, не сочти за труд! Сбегай в магазинчик, который тут у вас за мостиком. Купи чего-нибудь деликатесного. Французского вина, шотландского виски, закусочки соответственной. Только обязательно проверь, чтобы всё натуральное было.

Свои пожелания он подкрепил двумя зеленоватыми бумажками, с которых учёный и политик Бенджамин Франклин печально взирал на неведомый ему народ, хотя и освоивший практическое применение электричества, но не пожелавший воспринять идеи подлинной демократии.

Поймав одобрительный взгляд Людочки, Приходько поспешил к выходу, пожелав жене и гостю не скучать без него.

— Не боись, не заскучаем, — бросил ему вслед Окулист и пересел поближе к Людочке.

Находившийся в соседней комнате Цимбаларь слышал этот разговор слово в слово, но из соображений конспирации не мог довести его содержание до Вани и Кондакова, даже не подозревавших, что операция по захвату Окулиста вступает в свою заключительную фазу.

Хотелось бы надеяться, что отлучившийся из дома Приходько посвятит оперов в нынешнее положение вещей, а вернувшись, тихонько отопрёт дверь комнаты, в которой продолжал томиться Цимбаларь. Дальнейшее должно было произойти в считаные секунды... Гоп-стоп — и ваших нет!

— Что же вы не кушаете? — поинтересовалась Людочка, в очередной раз отодвигаясь от Окулиста, который так и льнул к ней.

— Да не лезет мне эта кормёжка в глотку, — с обескураживающей откровенностью признался Окулист. — Пусть её негры в Африке жрут.

— Увы, у нас сейчас полное безденежье, — печально вздохнула Людочка. — Я временно не работаю, а у мужа зарплата — кот наплакал.

— Повезло тебе, — ухмыльнулся Окулист. — Угробишь в этой дыре свои лучшие годы. Пока руки, ноги, потроха и всё остальное в порядке, надо брать от жизни по максимуму.

— Вы шутите! — воскликнула Людочка. — А я ночи напролёт рыдаю. Туфелек приличных не могу себе позволить. Как нищенка хожу.

— Ничего себе проблема! Бросай старого хрыча и подваливай ко мне. Прямо сейчас! И у тебя этих туфелек целый вагон будет. Да что там туфельки — бриллиантами засыплю! — Расстегнув пиджак, Окулист выхватил из его внутреннего кармана внушительную пачку долларов.

— Как вы смеете так говорить! — Людочка отшатнулась. — Мы ведь знакомы всего полчаса.

— Я за тобой уже второй день наблюдаю! — Окулист попытался засунуть доллары в вырез её платья. — Влюбился, как дешёвый фраер. Ради тебя готов в лепёшку расшибиться.

— А как же муж? Он тоже меня любит. И никогда от себя не отпустит.

— Тем хуже для него! — Окулист схватился за полу пиджака, под которой, надо полагать, находился револьвер. — Мозги вышибу!

— А что это у вас? — Чтобы хоть как-то унять пыл своего кровожадного ухажёра, Людочка попыталась коснуться округлого блестящего предмета, висевшего у того на груди, словно медальон.

— Неважно! — Окулист отстранил её руку, но девушка всё же успела ощутить и притягательное тепло бетила, и упругую прочность бронежилета, поддетого под рубашку. — Короче, всё решено! Как только старик вернётся, я его шлёпну — и ты свободна. Завтра же свалим отсюда. В Грецию, Швецию, Венецию — куда пожелаешь. Отказ не принимается. Тогда здесь появится не один труп, а сразу два.