Андрей Имранов - Судьба боится храбрых

— Почему стоишь?

Против ожидания, Годзилла ответил, и ответил сразу же:

— Река. Обрыв. Я могу перепрыгнуть, но не уверен, сможешь ли ты удержаться.

«Обрыв?» — Тим посмотрел вниз и с удивлением заметил, что ровная поверхность заканчивается буквально в метре от ног Годзиллы. Растущие по краю обрыва кусты и нависающие над ним деревья маскировали обрыв своей листвой, но теперь Тим видел, что за листьями расстилается чистое пространство. Он вгляделся, прищурив глаза, и с трудом рассмотрел сквозь листву деревья и камни на другом берегу. Было до него, по прикидкам Тима, метров тридцать — сорок. «Перепрыгнуть? Ничего себе». Река глухо рокотала где-то далеко внизу, видно ее не было, да и слышно тоже не очень. Тиму совершенно не улыбалось измерить глубину обрыва самим собой, поэтому идея с «перепрыгнуть» ему не понравилась. Очень не понравилась.

— Нет, — сказал Тим, — я против. Если я упаду, то погибну, и ты не сможешь дойти до Сейеса, потому что некому будет использовать эту «тарелку».

— Что ты предлагаешь?

— Я предлагаю сейчас остановиться на ночь, а с утра продолжить путь. Вчера ночью ты меня чуть не убил, когда потерял это… способность логически мыслить. Мне просто повезло, что я успел применить «тарелку». Сегодня может и не повезти.

— Что ты предлагаешь? — повторил Годзилла.

— Есть одна мысль, — Тим скинул «тарелку» вниз, встал, прошел к хвосту Годзиллы и уже испробованным способом съехал по нему вниз. Спрыгнул с конца хвоста на землю, прошелся, остужая ноющую обожженную кожу. — Если использовать этот предмет, — Тим подобрал «тарелку», — до того, как ты все позабудешь, это не… поможет? Как думаешь?

Годзилла глухо уркнул и повернулся к Тиму.

— Полагаю, что не поможет. Или подействует непредсказуемым образом, например, отсрочит потерю мной способности логически мыслить на срок значительно меньший обычного. Кроме того, я не хочу, чтобы ты применял таэс до того, как это будет необходимо.

«Ага, — подумал Тим, пряча усмешку, — как я и полагал. Значит, достаточно крутануть эти тарелки, и ты снова станешь считать меня своим хозяином».

— Понял. Тогда такое предложение. Я сяду от тебя шагах в трех — твоих шагах конечно же, — а ты будешь потихоньку считать вслух до… до скольки получится. Как только ты замолчишь, я буду крутить «тарелки»… таэс, в смысле. Пойдет?

— Кто пойдет и куда?

Тим в досаде махнул рукой.

— Никто. Это я интересовался — приемлемо ли мое предложение?

— Да, — Годзилла помедлил. — Приемлемо. Я нахожу его разумным и достаточно надежным.

— Тогда, — Тим немного отошел от обрыва и сел на землю, — давай устраиваться на ночь.

Годзилла постоял секунд десять в раздумьях, потом шагнул наискосок от обрыва, встал боком к Тиму и сказал глухим голосом:

— Один… два…

Тим зевнул и пристроил перед собой «тарелку».

Замолчал Годзилла на счете «восемь тысяч семьсот семьдесят три». Или что-то около того. К этому моменту Тим успел уже десять раз проклясть свою идею, которая поначалу казалась очень умной, но с каждым часом, проведенным рядом с бубнящим числа Годзиллой, выглядела все тупее и тупее. Кроме того, монотонный счет глухим голосом в сочетании с мерным рокотом реки навевали сон похлеще снотворного газа. Тим уже и по щекам себя хлестал, и рожи корчил, и уши тер — тщетно. Веки тянуло вниз с такой силой, словно весили они кило по три каждое. Так что, когда Годзилла наконец замолчал, Тим даже не сразу среагировал. Секунд пять он тупо пялился на замерший в полутьме силуэт и, только когда Годзилла присел и резко развернулся к Тиму, крутанул ладонями внешнюю «тарелку» по часовой стрелке. Годзилла, уже поднявший ногу для шага вперед, поставил ногу обратно и замер.

— Ничего не читай, — Тим зевнул, — и охраняй меня, пока я не дам тебе другого задания.

— Понял, — глухо отозвался Годзилла.

Тим облегченно вздохнул, оттолкнул от себя «тарелку» и лег на бок.

Видимо, хищников в этих краях водилось меньше, чем там, где они шли вчера, — круг трупов поутру выглядел вовсе не так внушительно. Это даже и не круг был — просто штук десять тушек лежали на разных расстояниях от места, где спал Тим. Годзилла тем же безмолвным изваянием торчал неподалеку. Тим встал, потянулся, осмотрел ноющую и слегка распухшую ступню, потом похромал к торчащему неподалеку пеньку. Отломал большой кусок коры, приложил его к пятке и надел сверху оба носка. Критически осмотрел результат, хмыкнул и повернулся к Годзилле. Вряд ли эта «обувь» продержится хотя бы пару километров, но Тим пока пешком идти и не собирался. Зато теперь можно было наступать на правую ногу, не опасаясь новых заноз.