Андрей Имранов - Судьба боится храбрых

С большим запозданием вдруг пришло значение слова «эрм» — местная мера времени, по продолжительности близкая к минуте. Точнее, что-то около минуты с четвертью. Тим удивленно моргнул — обычно переводчик действовал куда расторопнее, но тут Пар Самай заговорил, и Тим навострил уши:

— Правильный ответ, хоть и неполный. Но вернемся к нашему предмету, в частности к вопросу об ученых. Тимоэ, как следует поступить народу Сай?

Тим вздрогнул. Поежился. И обрадовался — хорошо, что он подумал об этой проблеме еще вчера.

— Э… мм… — сказал он. — Во-первых, надо разрешить ученым свободно исследовать только области неизвестного. Это там, где уже работают известные… природные законы. А самостоятельно исследовать области непознанного — надо запретить. Но не вообще, а силами тех волинов, что являются хозяевами ученых. И только когда возникнет надобность, разрешать… ихние теории.

— Правильно, но опять неполно. Кто должен разрешать теории?

— Я думаю, — начал Тим, заметил что-то, мелькнувшее в глазах учителя, и поправился: — Нет. Должно быть сделано так, что теорию каждого ученого будет рассматривать совет других ученых. Кроме того, кто выдвинул теорию. И еще должна существовать группа ответственных волинов при… — Тим поискал в словаре слово «правительство», но не нашел, — подчиненных Сах Аоту, которые будут принимать окончательное решение — пропустить теорию или нет.

Пар Самай пронзил Тима взглядом и поинтересовался:

— Ты знаешь, как обстоят дела на самом деле, или разговаривал по этому вопросу с кем-либо?

— Нет, — Тим удивленно помотал головой.

— Тогда скажу тебе, что ты принял правильное решение. Именно так все и обустроено. Но ответ все равно неполон. Каким образом волины должны запрещать исследовать области неопознанного? Ведь оно же еще непознанное — откуда хозяину ученого знать, в запрет чего следует вкладывать волю?

Тим открыл рот. Потом подумал и закрыл. Подумал еще чуть-чуть.

— Не знаю.

И замер, ожидая реакции учителя. Но наказания не последовало.

— Правильный ответ, — сказал Пар Самай. — Тан, скажи ты.

— Им надо вкладывать волю в защиту Порядка Вещей, — выпалил Тан так быстро, словно ожидал этого вопроса в нетерпении, — только касательно не себя, а своих ученых. Так же, как мы вкладываем волю в защиту себя. Ведь Порядок Вещей — это константный набор правил, пусть даже какие-то из них и неизвестны, и к нему вполне можно приложить волю, так? Правильно?

Тиму показалось, что Тан даже дрожит от нетерпения.

— Правильно, — сказал Пар Самай, — и теперь ответ стал полным. Оба ответа. Теперь ты видишь, что твой недавний вопрос был верным и эффективным решением?

— Да, учитель. — Тан тихонько выдохнул и расслабился.

— Но тебе следует поработать над контролем эмоций, — сказал Пар Самай, отворачиваясь, и Тим тихонько позлорадствовал про себя: ох схлопочет этот Тан пяток плетей после ужина. В своем злорадстве Тим был, конечно, неправ, но удержаться не мог. Ну нечестно же — он тоже бы все как есть объяснил, ну так он же просто не знал, что там и как делается на этой дурацкой «Воле в Бездействии»! А Тан и рад воспользоваться, когда ему уже все разжевали. Так что правильно — можно и десяток всыпать — не фиг выделываться. Тим задумался и чуть не пропустил вопрос, опять адресованный ему.

— Так почему же стал возможным тот случай с улетевшим ученым? Тимоэ?

— Что? Ой! — опомнился Тим, загнал немедленно возникшую панику далеко в глубь себя и попытался собраться. — Видимо, — сказал он, помолчал и продолжил, тщательно обдумывая каждое слово: — Видимо, по каким-то причинам хозяин этого ученого разрешил ему… внедрение неправильной теории без предварительного согласования.

Пар Самай помолчал, разглядывая Тима взглядом энтомолога, изучающего под лупой любопытный экземпляр какого-нибудь насекомого. Тим молча потел.

— Правильно, — сказал наконец учитель и отвел взгляд. У Тима словно гора свалилась с плеч, но даже пошевелиться себе разрешил не сразу — не то что облегченно вздыхать. Хоть и хотелось.

Пар Самай принялся подробно рассказывать о том, как устроена система контроля над учеными. Среди последних, оказывается, тоже существовала четкая иерархия — некоторым позволялось довольно много, но и спрос с них был побольше. А испытывать свою теорию на себе, как это сделал тот злосчастный исследователь стратосферы, у местных ученых являлось не просто хорошим тоном, а вообще единственно приемлемым. Если же теория требовала отработки на множестве людей, в качестве подопытного материала использовались тоже ученые, только проштрафившиеся — те, чьи теории несколько раз подряд признавались (или оказывались) нежизнеспособными. «Надо бы и у нас такую систему ввести, — подумал Тим. — Не можешь придумать ничего полезного — становись подопытным кроликом для более умных коллег. Вот наука бы зашевелилась». И хмыкнул тихонько. Но потом стало не так интересно — учитель принялся подробно описывать иерархию здешних ученых, и Тим заскучал: все равно запомнить всю эту чересчур сложную систему местной науки он бы не смог. А Пар Самай, словно этого было мало, еще и называл поименно каждого занимающего ту или иную должность и расписывал его успехи на научном поприще. Тим полчаса с трудом удерживался от того, чтобы не начать зевать, потом урок кончился. «Вот спросит он на следующем уроке — как зовут Второго Надзирающего по округу Зелай — будет мне опаньки», — подумал Тим про себя, но почему-то без особого беспокойства. Спросит так спросит. И хрен с ним.