Аарон Дембски-Боуден - Блуждающая в Пустоте

На этот раз уже он охотился за ней — по-своему, медленно, да еще и хромая. Клинок в его руках гудел от древней энергии. Грубый металл, из которого он выкован, был создан еще во времена Людской Гордыни, когда их самоуверенность распахнула Врата Ша'Эйля подобно великому оку в небесах. Она не боялась его. Она ничего не боялась. Даже её оружие снова воплотится и вернется к ней, когда судьбы встанут в нужный порядок.

Она побежала быстрее, дождь холодил кожу, клинок высоко занесен.

Талос не сопротивлялся.

Черное копье пронзило его насквозь, закончив то, что уже начал его же меч в её руках. Он не улыбнулся, он не выругался, он не стал шептать последние слова. Она держала его на расстоянии вытянутой руки, отталкивая назад копьем.

Меч выпал из его хватки и Талос разжал второй кулак. Граната в нем взорвалась, как только его пальцы соскользнули со спусковой скобы. Она заставила взорваться силовой генератор за его спиной и еще три гранаты, одну из которых он забрал у Сайриона, а две — у Вариеля.

Если не считать огня, вмиг испепелившего половину тела бессмертной ксенодевы, Талос Валкоран с Нострамо умер так же, как и родился: молча, глядя на мир широко распахнутыми черными глазами.

Марлона выползла наверх в самый разгар дождя. Она закрыла глаза и позволила прохладной воде смыть с тела многочасовой пот. Ей казалось, что она плачет. Просто запустить пальцы во влажные волосы уже было неописуемым удовольствием.

Дредноут шел перед ней, и он не находил это столь же радостным. Боевая машина подволакивала одну ногу, высекая искры с каждым шагом и оставляя за собой борозду на земле. Где-то его броня почернела, где-то расплавилась и снова застыла, где-то её усеивали сюрикены; их было так много, что они напоминали рыбью чешую. Его суставы больше не издавали уверенный гул и рокот — они скрежетали, скрипели и грохотали; шестерни проскальзывали по сорванным зубьям и только изредка могли зацепиться друг за друга.

Боевая машина продолжала шагать вперед, поднимаясь на крепостную стену. Обе его руки были опущены вниз. Десятки проводов и шлангов, соединяющих саркофаг с корпусом, были перебиты. Теперь одни из них испускали пар, из других текла жидкость, а третьи уже высохли.

Она не знала, скольких Малхарион убил за время их подъема на поверхность. Они нападали на него с цепными мечами, с ножами, с пистолетами, с винтовками, с лазерным оружием, с пулеметами, с когтями и копьями, даже с камнями и проклятьями — и от каждого осталась отметина на его полуразрушенном адамантиновом корпусе.

— Я слышу транспортник… — пророкотал дредноут. — Я…я свяжусь с ним. Люди, рабы Талоса. Они вернутся за тобой. А затем…сон…

На крепостной стене прямо перед ними она увидела изуродованное тело легионера, отброшенное к стене. Его доспех был обуглен до черноты, а все сочленения сплавились. От тела поднимался вверх дым, переплетаясь с дождем.

Ближе к ним одна из ксенодев все еще была жива. Она стонала и пыталась ползти по парапету. У нее осталась лишь одна рука — другая была сожжена дотла — и одна нога, оторванная у колена. Другой ноги нигде не было видно. У нее сгорели все волосы и большая часть кожи. Она содрогалась, стонала и истекала кровью, которую тут же смывал дождь.

— Джайн Зар, — прохрипела она, пытаясь шевелить сожженным языком. — Джайн Зар.

Единственным живым местом на её теле был левый глаз. Он смотрел на Марлону с горькой ненавистью.

— Джайн Зар, — снова прохрипела умирающая чужая.

Малхарион раздавил еще живые останки своей бронированной ногой, размазав их по парапету. Он поднял едва шевелящуюся руку и со скрипом суставов указал на тело легионера.

— Все приходится… доделывать… за этим мальчишкой…

Два раба сидели в темноте, тесно прижавшись друг к другу; мужчина обнимал женщину. Им осталось недолго. Переборки задрожали, когда челнок начал медленный, тяжелый подъем обратно в небеса.

Эвакуация началась пять дней назад, когда прибыли первые корабли Имперского Флота. Еще сотня беженцев сидела почти в кромешной тьме: некоторые тихо переговаривались, некоторые рыдали от облегчения, некоторые — от страха. Народ Дархарны так и не смог забыть свой мир. Даже те, кто боготворил далекий Империум и видел его спасителем, скоро поймут, каково это — оказаться в его далеко не нежных объятьях.

Рабы провели два долгих месяца в Последнем Городе. Два месяца они лгали, чтобы влиться в толпу других выживших; два месяца она прятала свой третий глаз; два месяца они надеялись, что Вариель не появится в дверях их халупы. Последнее ей снилось слишком часто: красные линзы его шлема, рокот сочленений его доспеха. Когда холодные керамитовые рукавицы прикасались к её животу — она просыпалась.