Владимир Свержин - Трактир «Разбитые надежды»

Марат постоянно оглядывался. И он еще думал поразить воображение Лешаги рассказами о поселке Декана? Толчея и гомон раздражали драконида. Когда же некий разодетый в яркие одежды мужчина ухватил его за верхнюю губу и попытался осмотреть клыки, он и вовсе озверел и цапнул невежу так, что тот с визгом отскочил в сторону, а затем набросился с руганью на стоящего рядом лейтенанта. Говоривший с Рустамом Леха, даже не оглядываясь, вытянул руку назад, зажал нос крикуна меж пальцев и, несмотря на суматошные попытки того высвободиться, притянул купчину к себе.

— Я лишь хотел осмотреть товар, — извиняясь, пробубнил расфуфыренный торгаш. — Я возьму чешуйчатого. Двести патронов!

Не отвлекаясь от разговора, Лешага разжал пальцы и резко двинул пяту ладони вперед. Нарушитель спокойствия тут же оказался сидящим на земле с окровавленным носом.

— A-а, это твой, — моментально догадавшись, что Марат не продается, пролепетал работорговец и на четвереньках, лишь бы не маячить перед глазами воина, уполз в толпу.

— Куда ты меня привел?! — зашипел Марат. — Что за дикие нравы?!

— Рустам, — кладя руку на плечо старого товарища, попросил ученик Старого Бирюка, — мне нужно разместить их. Пошли кого-нибудь из своих, пусть найдет моим людям свободное жилище. Только ж…

— Лешага, Лешага, я ж не Усач, я все понимаю, — страж выставил перед собой руки. — Никто не продается, это все — твои люди, — он с сожалением посмотрел на Лилию и отвернулся, скрывая тяжелый вздох. — Заурбек, отведи-ка их на Лысые Камни, пусть там поселят, да хорошо поселят. Головой отвечаешь!

— Лешага-джан, здравствуй, дорогой! — появляясь из толпы, приветствовал его статный горбоносый мужчина с длинным кинжалом на поясе и разукрашенным автоматом на плече. — Давно здесь не был. Хорошо, что живой!

— Хорошо, — согласился Леха. — Возвращайся скорее. Разговор есть.

— Как скажешь, дорогой, — широко улыбнулся Заурбек. — Эй, пойдем, — скомандовал он и махнул рукой.

— Лилия, я тебя прошу, иди с Зауром. Он тебя в обиду не даст.

— Кто такую дэвушку обидит, я ж из того своими руками шашлык сделаю! — кинжал до половины вышел из ножен и со звоном вернулся обратно, чтобы поняли, чем именно Заурбек планирует шинковать коварного злодея.

— Я не пойду, — дочь старосты была тверда, как никогда. — Знаешь, я тут стреляю лучше многих и ножом владею. Мы с тобой бок о бок воевали. Ты когда-нибудь видел, чтобы я трусила?!

— Нет. Но я очень тебя прошу. Так будет лучше.

— Не будет. Я встану рядом с тобой.

— Да-да, и я рядом с тобой встану. И мы им так наваляем, что у них пятки задымятся! Вот и Черный согласен, — встрял еще не остывший от недавней обиды Марат.

Пес удивленно поднял глаза и высунул язык, точно стараясь понять, в чем это его обвиняют.

На лице Рустама отразилось неподдельное удивление. Сначала женщина, а потом чешуйчатый перечили Лешаге и продолжали, как ни в чем не бывало, оставаться в живых. Раньше возражения мог позволить себе лишь Бурый. Видно, и впрямь что-то странное и необычное творилось в этом мире.

— Я сейчас… — крепыш попятился. — Сейчас всех оповещу.

Места за столиками в цитадели Трактира были заняты все до единого. Большинство собравшихся так или иначе знали друг друга. Не всегда они готовы были преломить хлеб. За многих нельзя было поручиться, что, повстречайся они за пределами этого священного места, не поспешат без лишних слов перерезать друг другу глотки. Но здесь все были равны, и все в одинаковой степени имели право голоса. Хозяин Трактира, долговязый, носатый, как все его предки, монументально восседал за стойкой на вращающемся табурете, сжав в пятерне ручку кассового аппарата. Увидев, что зал до предела заполнен, он подал рычаг вниз, оповещая характерным звонком, что заседание военного совета началось.

Лешага выступал первым. Командовать на линии огня ему, пожалуй, было бы проще, чем убеждать десятки собравшихся здесь вояк единым строем выступить против общего врага. Но сказать веское, правильное слово было необходимо. Леха поправил автомат, обвел глазами публику, ища поддержки.

Его здесь хорошо знали, а кто не знал лично, был наслышан. Он видел скуластое, загорелое лицо Рустама, его хищно прищуренные глаза. Этот не предаст в бою, но при дележе добычи готов будет вырвать кадык за лишнюю пуговицу. А вон Морж, с вечной нелепой улыбкой на широком лице, — увалень увальнем, пока не доходит до дела. В схватке его свирепость и представить трудно. Усач, как всегда, на взводе. Лихой боец, постоянно ищущий ссоры и чувствующий себя в драке, как рыба в воде. Много, очень много знакомых лиц. Но взгляды тяжелые, настороженные. Оно и понятно. Толковище в Трактире — событие из ряда вон. Лешага просто так народ собирать не станет. Раз уж собрал, предстоит большая драка. Да что там большая — небывалая. В такое пекло кому лезть охота?