Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]

— Вчера, вообще-то.

— Э-э… Да нет же, позавчера, как сейчас помню. Я ещё подумал — твой почерк, один удар точно промеж рёбер в сердце. А потом спохватился — так ведь сдох же ты! — Ткач хлопнул ладонью по столу и заржал.

— Уверен?

— Если б не припёрся сегодня, был бы уверен, а теперь…

— Уверен, что позавчера?

— Мне, может, побожиться? А что не так-то, вообще?

— Доктора я зарезал. И было это вче-ра, — произнёс я по слогам для лучшего усвоения.

— Забьёмся?

— Чего?

— На бутылку. Ты говоришь — вчера. Я — позавчера. Сейчас спросим у людей, они и рассудят. Слышь, любезный, — обратился Ткач без отлагательств к мужику за соседним столом, — когда в Березниках доктора зарезали?

— Так… два дня тому. Свои же пырнули, а теперь на нас…

— Всё, свободен, — вернулся Ткач на место, бестактно прервав диалог, и перевёл совсем мутный уже взгляд на меня. — Гони бутылку.

— Как же так? Я же… Не может такого быть.

— Может-может, — снова плеснул он горячительного и зашептал, пододвинувшись ко мне, отчего дышать стало трудно. — А в горах ещё и не такое бывало. Не удивлюсь, если эта хуйня скоро везде… Везде! — сделал Ткач, вытаращив глаза, широкий жест руками, — …свои сети раскинет. Ик, — он тяжело засопел, уставившись в дно кружки, потом приподнял бровь и воззрился на меня, как на подсудимого. — А за что ты доктора зарезал?

— Он задолжал мне.

— Вон оно как… Ну да. О чём это я? Странно, что вообще есть причина. Ты ж и со скуки мог вполне. Ты ж у нас великий Коллекционер. Мочишь людей походя, счёт потерял. А мужик-то был неплохой, доктор этот. Помог мне как-то раз.

— О своём человеколюбии расскажи Гейгеру с Балаганом. Или… Ах, дьявол! Память моя дырявая. Ты же их пристрелил.

— Сука ты, Кол, подлая. Я ж не по своей воле тогда… Да с какого хуя мне перед тобой оправдываться? И вообще, задрал ты своей болтовнёй. Делай чего хотел или уёбывай. Мне с тобю говорить больше не о чем.

— Не вопрос. Напиши коды доступа, и можешь продолжать свое движение к циррозу.

— А вот это видел? — продемонстрировал он мне кукиш, предварительно на него плюнув. — Всё в голове, в голове, да… Там оно и останется.

— Что ж… В таком случае твоя голова пойдёт со мной.

Алчность. Мне всегда нравилось, как это звучит. Будто слизываешь мёд с липких пальцев. Сладкое-сладкое слово. Лишь одному существу на планете известно, что оно означает. Это существо ненасытно. Это существо убивает больше, чем способно съесть. Это существо забывает о любой опасности, как только перед носом замаячит весомый куш. Оно едва не уничтожило себя из-за алчности. Но алчность же подняла его на самый верх пищевой пирамиды. Одно неотделимо от другого, как жизнь и смерть.

Я хорошо знаю, на что способна алчность. Поэтому позволил Ткачу уйти. Ему нелегко далось решение встать из-за стола. Уверен, всю дорогу до своей грязной берлоги он ждал — когда же, когда за спиной раздастся приглушённый выстрел, и пуля, войдя в затылок, сделает из мозгов кисель. Он запомнил каждый шаг, потому что каждый шаг мог стать последним. Но не стал. И я точно знаю — утром Ткач будет блевать, пока выхолощенный желудок сам не попросится наружу. Но не от похмелья, а вспоминая момент, когда повернулся ко мне спиной. Но я знаю и другое — проблевавшись, он снова и снова будет прокручивать в голове наш разговор, вспоминать каждую деталь, каждое слово. Потому что в этом его шанс, последний шанс. И Ткач скорее сдохнет, чем упустит его.

После нашей дружеской попойки я не стал далеко ходить, снял на сутки комнатушку в "Серебряной лихорадке", отвалив аж пять монет одноимённого металла, и провалялся на тахте до шести вечера, заказав жратву в номер. А после, с комфортом устроившись в баре, два с половиной часа знакомился с его меню, к слову, довольно скудным, так что это занятие вскоре наскучило, и я уже стал посматривать на часы, когда — сюрприз-сюрприз! — порог моего благословенного приюта переступила нога Алексея Ткачёва. Он — бледный как полотно — проковылял к моему изобильному столу и сел напротив.

— По беленькой? — снял я пробку с запотевшего графина.

— Нет, — мотнул Ткач головой и поморщился.

— Хорошо, — налил я себе. — Люблю пить один. Отрежь себе курочки.

— Я согласен, — проигнорировал он моё щедрое предложение.

— Согласен на что?

— Передать тебе коды доступа.

— Так, продолжай, — я глотнул холодной водки и закусил бужениной.

— Мне нужно сто золотых.

Кусок чудесно приготовленного мяса едва не перекрыл мне доступ воздуха к лёгким.