Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]

— А почему не тысячу? Почему не миллион? — поинтересовался я откашлявшись.

— Я пришёл говорить о деле, а не всякую хуйню молоть.

— Тогда почему ты именно этим и занимаешься? Несёшь всякую хуйню. Откуда, думаешь, у меня возьмутся сто золотых? Это ж… две с половиной твоих головы. А я вижу только одну. Может, пойдёшь к Фоме и набьёшь себе цену?

— Ладно, — Ткач снял шапку и бросил на стул, расставшись с мечтами о быстрой и выгодной сделке. — Твоё слово.

— Десять.

— Что?! Ты в своём уме?

— Как никогда. Ну, посуди сам, — отломил я жареную цыплячью ножку, — я плачу за какие-то цифры из твоей не самой светлой головы. Откуда мне знать, что они верные? Ты не смог запомнить карту, а коды запомнил — верится с трудом. Не говоря уж о злонамеренной лжи, чего, как понимаешь, я совершенно не могу исключать. Пожалуй, я погорячился с десятью золотыми. За такую сомнительную информацию довольно будет и пяти.

— Да пошёл ты нахуй!

— Ну и зря возмущаешься, Алексей. Этих денег тебе месяца на два красивой жизни хватит. А уйду я, и с чем останешься? С цифрами в голове? Так ведь ими за бухло не расплатиться. Ты своими побасенками московскими репутацию себе обеспечил на годы вперёд. Я — твой единственный покупатель.

На каменном когда-то лице Ткача промелькнула тень смятения. Да, потрепала его жизнь в последний год, поломала хребет. Что ж, тем лучше. На самом деле платить за содержимое ткачёвской головы я не собирался. Зачем? Чтобы обнаружить в ста пятидесяти километрах он неё, что циферки не те. Нет. Голова должна быть при мне, рядом, чтобы, в случае чего, можно было потыкать в неё ножиком, освежая память.

— Слушай, — продолжил я, обращаясь к закручинившемуся собеседнику, — это честная сделка. По крайней мере, с моей стороны. Но, если тебе этого мало… ты всегда можешь повысить стоимость своих кодов.

— Пойдя с тобой? — невесело усмехнулся Ткач.

— Да. Нужно только сперва отыскать твои яйца и вернуть их на место. Если, конечно, ты их не с концами проебал.

— Этого не будет.

— Что, без яиц уже привычнее?

— Ты не понимаешь, о чём просишь.

— Отлично понимаю. Пойдёшь со мной к Камню, мы вскроем его и вернёмся богатыми, счастливыми героями. В старости будешь, сидя у камина в роскошном зале своего особняка, травить внукам охуенные байки про то, как обчистил в паре с величайшим охотником за головами неприступное хранилище, чем обеспечил безбедную жизнь им, их детям, внукам и правнукам. Хотя, с другой стороны, ты можешь отказаться и встретить старость здесь, годам к сорока, один, нищий, больной, всеми забытый. Решать тебе, Алексей. Ведь ты и без меня осознаёшь собственные перспективы. Верно?

— Верно. Идя с тобой, я поимею одну перспективу — замёрзнуть нахуй, кружа по тайге. Я летом не смог, а ты в холода предлагаешь?! Это же самоубийство! Нет, — Ткач откинулся на спинку стула и налил себе водки, — уж лучше сдохнуть здесь.

Компания из четверых бородачей в кожанках за соседним столом, выхватывая обрывки фраз из нашего не слишком приятного их ушам разговора, начала подозрительно коситься.

— Скажи, Алексей, ты когда-нибудь травил тут истории о своём неудачном походе в горы? — поинтересовался я, наблюдая, как четвёрка медленно встаёт из-за стола, не сводя с меня глаз.

— Шутишь? Здесь это непопулярная тема.

— Вот и я так подумал.

— А ну-ка подняли жопы и пошли вон, — поделился советом рослый бородач с болтающимся на плече собольим хвостом.

— Мы чем-то нарушили ваш отдых? — осведомился я, соображая в каком порядке резать обступивших меня советчиков, если беседа зайдёт в тупик.

— В чём дело, Джо? — обернулся Ткач к хвостатому.

— Кто это? — кивнул тот в мою сторону.

— Мой друг. Давно не виделись, решили выпить. А что не так?

О, лестно.

— Капюшон скинь, — потребовал от меня хвостатый. — Чего за столом в капюшоне сидишь?

Я медленно обнажил голову и посмотрел любопытствующему аборигену в глаза.

Должно быть, ему что-то не понравилось в увиденном, потому как лицо хвостатого ксенофоба исказилось гримасой отвращения:

— Бери своего друга и уёбывай отсюда подобру-поздорову, — процедил он, обращаясь к Ткачу.

— Мы уйдём после того, как доедим, — отрезал я буженины, чувствуя, как первые всполохи ража подогревают кровь. — Что оплочено, должно быть проглочено. Не слыхал?

Большой палец хвостатого скользнул по застёжке набедренной кобуры. Стоявший справа от меня мордоворот запустил руку под куртку. Левый прилаживал пальцы в кастет, пряча пятерню в кармане. Четвёртый встал Ткачу за спину, намереваясь вывести того из игры первым делом.