Александр Трапезников: Затерянные в Полынье

– Победа! – провозгласил он радостно. – Мы захватили особняк!

– «Мы»? – жестко переспросил я.

– Ну, они. Ермольник и остальные наши герои – жители свободного теперь поселка, – смущенно поправился он. – Все выродки-охранники перебиты. Монк растерзан толпой. Вашего приятеля Барсукова поймали, и его будет судить народ. Вот только Намцевич скрылся…

– Вон он лежит, – кивнул я головой.

Горемыжный опасливо покосился на него.

– Ну… тогда все в порядке, – шепотом произнес он, все еще не веря, что всесильный властитель мертв. Потом добавил: – Народ собирается на площади… Все ликуют! Вы не хотите присоединиться? Кто-то должен что-то сказать… А Ермольник тяжело ранен.

– Нет, не хочу, – отозвался я. – Займитесь трупами. – И, вспомнив Шекспира, ведь я всегда мечтал сыграть Гамлета, процитировал вдруг: – Средь поля битвы мыслимы они. А здесь не к месту, как следы резни…

– Обязательно, немедленно, – согласился Горемыжный. – Я уже отдал указание. Всех снесем в одно место. А позже похороним. Господи, трагедия-то какая! Кто мог бы подумать!..

– Потому что вы все не желаете и не умеете думать, – тихо отозвался я, глядя, как он удаляется. И добавил: – Маша, тебе бы с Аленушкой тоже пойти на площадь… Все-таки побудете среди народа.

– Хорошо, – кивнула она. – А ты?

– За меня не волнуйся. Я приду позже.

Я открыл калитку и вышел на улицу. А затем стал спускаться к болоту. Туда, где лежал Волшебный камень. Он необъяснимым образом притягивал меня к себе, а пока я шел, шатаясь и спотыкаясь, словно пьяный, непонятная горечь сдавливала горло, и я хотел, но не мог заплакать.

Опустившись на пористую поверхность камня, я закрыл глаза. Наверное, я ни о чем не думал. Просто сидел, и все. Во мне была пустота, и она должна была излиться наружу, вытечь, испариться, освободить меня от себя самого. Я раскачивался в такт какой-то музыке, звучавшей в моей голове, я погружался в мир, где оживали мои друзья и близкие. Мы снова были все вместе, но уже не продолжали борьбу, а просили друг у друга прощения за все содеянное.

Но вот я почувствовал, как кто-то спускается ко мне, приближается к Волшебному камню. Останавливается за спиной. Вглядывается. Я знаю, что борьба еще не окончена. Остался последний поединок. И я понял, кто торопит меня. Повернувшись к Валерии, я глухо спросил:

– Он ждет? Он не тронул тебя? Все еще любит?

– Да. Он в твоем доме… В своем, – поправилась она.

– Почему ты раньше не сказала мне, что он жив?

– Я не могла. Ты бы не поверил. И я думала, что ты догадаешься сам.

– Так оно и вышло. Но не сразу. Ты хочешь, чтобы я убил его?..

– Иначе он убьет тебя. И уже никто не сможет его остановить. Ты должен идти.

– Да. Я готов.

– Тебе горько?

– Конечно. Но что бы ни случилось, жизнь не прожита напрасно. Я хотя бы попытался исправить ее. Но слишком высока цена, которую мы все заплатили.

– Возвращайся живым, – мягко попросила Валерия.

Мы покинули Волшебный камень, поднялись к дому, и здесь, возле калитки, она оставила меня, а я пошел дальше. Пройдя прихожую, я вошел в зал и увидел его, сидящего спиной ко мне. На столе лежали два меча, словно приготовленные для поединка. Потом он повернулся ко мне – мой двойник, мой дед.

– Ты неплохо выглядишь для своих лет, – усмехнулся я.

– Нужно уметь пользоваться старинными рецептами, – отозвался он. – Поверь, я еще дам тебе сто очков вперед… Ну, здравствуй, Вадим!

– Надеюсь, обниматься не будем?

– Отчего же? Можно и облобызаться по-родственному. Ведь ты мой внук, моя кровь. Значит, отчасти тоже колдун.

– Нет, человек. Неужели ты этого до сих пор не понял? Думаю, что на мне твоя дурная кровь и закончилась. Скажи, почему ты не убил меня раньше? Ведь для этого у тебя были все возможности. Что стоило заколоть меня ночью, сонного?

– Разве так поступают? – возразил он. – Мой род тянется от древних ассирийских жрецов, но и они себе не позволяли такого. Тем более со своими внуками. Откровенно говоря, я вообще надеялся, что мы поймем друг друга. Тогда я смог бы научить тебя… многому. И ты стал бы продолжателем моего дела. Ведь я не вечен, хотя и способен еще некоторое время омолаживать свой организм. Но достичь бессмертия, о котором толковал тебе Намцевич, невозможно. Он увлекся этой идеей, которую я ему подбросил, и… сошел с ума.

– И ты искусно манипулировал им. Ты стоял за его спиной все это время, да? И все, что случилось в поселке, проистекало от тебя. Но почему? Ты же был совсем другим, когда я тебя знал. Тебя любили люди, ты помогал им. Что с тобой стряслось, дед? – Я всматривался в его лицо, покрытое еле видимой сетью морщин, в его горящие адским огнем глаза. Волосы у него также были кое-где тронуты сединой, как и у меня, и я подумал, что мы сейчас действительно очень похожи друг на друга. Только он стал моложе, а я преждевременно постарел. А на пальце у него я увидел перстень. Тот самый. Значит, понял я, это он сам разрыл могилу до меня и снял его с убитого бродяги.