Олег Верещагин - Там, где мы служили...

— Там тебя ждут.

— Кто? — недовольно спросил Джек, тем не менее вставая. Эрих пожал плечами, уже потянувшись за бутербродом с паштетом:

— Партизан какой-то.

— Сейчас я разобью ему морду, — решительно сказал Джек, направляясь к выходу. Он имел в виду Филиппа — и удивился, увидев незнакомого мальчишку, намного младше себя самого и Филиппа тем более. Уперев одну ногу в скат блиндажа, он похлопывал по голенищу забрызганного грязью сапога со шпорой и форсистым отворотом стеком.

Впрочем, когда парнишка поднял голову на звук шагов, его красивое лицо показалось Джеку совершенно определённо знакомым.

— Уильям? Билл Крэйн? — теперь Джек его точно вспомнил, и партизан кивнул:

— Мы, наверное, виделись? — спросил он равнодушно.

— Да, в деле с бен Рушдадом… Ты меня вряд ли запомнил, но я тебя помню… Так ты меня искал, что ли?

— Да, — Билл оттолкнулся от ската, шагнул к Джеку. — Ты был парнем Стеллы?

Морозом стянуло щёки. Но ответил Джек спокойно:

— Я и сейчас им остаюсь.

— Тот, кто убил её… — Билл медленно подбирал слова, бессознательно вертя хлыст в пальцах, — он застрелил сегодня за линией фронта пятерых наших, в том числе — Филиппа Летчи.

— Я ему ничего не говорил! — теперь Джек почти крикнул это. — Я вообще его предупреждал!

— Он узнал сам. И думал, что… что выследил этого Визена.

— Мы тоже так когда-то думали, — Джек махнул рукой.

Билл кивнул. Помолчал, потом так же бессознательно взъерошил себе волосы. Досадливо сморщился:

— У меня будет одна просьба. Попроси свих друзей… Если тебя убьют, — он сказал это буднично-спокойно, — пусть они сообщат мне. Я приеду и выслежу эту сволочь. Поверь — я хороший охотник.

Джек слегка усмехнулся:

— Пусть так. Хорошо… Но тебе не придётся об этом беспокоиться. Визена я убью сам.

Несколько секунд Билл Крэйн смотрел в глаза Джека Брейди, а потом вдруг улыбнулся:

— А ты отличный парень. Сумасшедший, конечно, но мы все сумасшедшие, слава Солнцу. Нормальные не выживают в день Рагнарёка и не выигрывают войн… Если захочешь остаться на нашей земле после войны — свяжись со мной. Мне нужны будут сумасшедшие — идти в Йотунхейм и в леса по рекам.

— Вряд ли я останусь тут после войны, — ответил Джек (пусть и хотел, мелькнула мысль). — Но я тебе благодарен. Приятно, когда тебя называют сумасшедшим.

Били Крэйн свистнул хлыстом и вдруг указал им на грудь Джека:

— Молот? Ты — асатру?

— Нет, это просто подарок. Как раз в той деревне и подарили.

— Хороший подарок, — Билл полез за пазуху, под куртку и рубашку — и достал такой же молоточек, только каменный. — Это я получил, когда мне было десять. Мы с отцом ездили продавать картошку на юг.

— Картошку? — засмеялся Джек. Билл тоже улыбнулся:

— Да, вот такой экзотический фрукт. Поездка была с большой стрельбой…

Он аккуратно убрал молоточек. Штурмовик и партизан разглядывали друг друга с откровенной уже симпатией. Каждый подумал: жаль, что приходится разъезжаться, это был бы хороший друг…

— Ну, ладно, — Билли протянул ладонь, — мне пора. Может, ещё и встретимся…

— Может, — Джек пожал руку от души. Ему на самом деле хотелось верить во встречу…

…В блиндаже отсутствия Джека вроде бы никто и не заметил. Но, когда он уселся на место, Дик, нагнувшись ближе, спросил:

— Кто это был?

— Средний Крэйн, — ответил Джек, и новозеландец поднял бровь, но ничего не сказал. Андрей, опиравшийся на гитару, подбородком, со смехом вспомнил:

— В госпитале лежал через кровать от меня один партизан, снайпер. Боди каунт — больше шестидесяти голов… Так во там приехал корреспондент, берёт интервью, расспрашивает у всех, что и как, дошёл и до этого снайпера, повосхищался, а потом и спрашивает: «Скажи-ка, а почему ты не в регулярной армии, а в партизанах?» Снайпер на него посмотрел, как на больного, и спрашивает в ответ: «Да где ж вы видели, чтоб тринадцатилетних в армию брали?!»

Особого смеха история не вызвала, да Андрей смеха явно и не ожидал. Все отлично знали, что воевать приходится в самых разных возрастах, а такого понятия, как «регулярная армия», не существовало ещё каких-то десять лет назад. Настроение резко упало — вспомнилась Анна, вспомнилось то, что никогда больше она не сядет за один стол с друзьями… И, как частенько бывало в трудные минуты, Андрей удобней взял гитару — и зазвучала песня: