Олег Верещагин - Там, где мы служили...

— Нет, конечно, — ответил Джек, честно поразмыслив и слизнув с губ воду. — Почему это должно быть несовместимым? Я со школы помню: власть Императора, монархия — это же политическая форма правления. А коммунизм — социально-экономическая формация. Они не пересекаются. Ну, как нам объясняли: на фундаменте стоит дом. Фундамент и стены дома — это разные вещи и в то же время одно целое. И при желании их можно менять и комбинировать. Главное, с умом.

— Ну вот, — кивнул Дик. — А в головах у людей того времени на основе их «жизненного опыта» торчал суковатый клин: Империя и коммунизм несовместимы.

— Да почему?! — возмутился и засмеялся Джек.

— А я не знаю, — пожал плечами Дик. — Нет, наверное, какие-то причины изначально для этого были. Но это были причины конкретного отрезка времени. Время менялось, и очень быстро, а клин оставался. Как молитва, смысла которой не понимают, но которую читают заученно и верят, не думая.

— Как можно верить таким вещам — не думая? — не понял англичанин. — Чему же тогда ты веришь? Откуда знаешь, что это правильно?

— И этого я не знаю, как они там обходились. Лично я думаю постоянно. Даже когда не хочу.

— И я… — вздохнул Джек. Дик продолжал:

— Их вообще очень трудно понять. Ведь были и вещи, которым верить надо просто на ощущениях. Вот ты, например, знаешь, что такое добро?

— Конечно, — уверенно ответил Джек.

— Ну, объясни, — предложил Дик. Джек несколько секунд помолчал, потом признался:

— Не могу. Но я точно знаю, что это такое.

— Вот-вот… — кивнул Дик. — А тогда люди, считавшие себя самыми умными, могли потребовать с тебя доказательств того, что ты правильно понимаешь философскую категорию, которую не можешь даже выразить словами. Понимаешь, для них добро было не ощущением, а философской категорией! Кто-то из таких ничтожеств, я читал, только фамилию не запомнил, ёрничал: «Добро установить очень просто. Нужно просто собраться всем хорошим и убить всех плохих.» И ему чаще всего не осмеливались ответить, что по большому счёту ведь это действительно так! Не осмеливались, чтобы не быть обвинёнными чёрт те в чём. Была такая история — во время Второй Мировой войны несколько сумасшедших надзирателей одного лагеря для пленных делали из их кожи перчатки и абажуры для ламп. Это на несколько десятилетий стало символом чудовищного зверства так называемых «тоталитарных режимов». Когда же один «деятель искусств» незадолго перед Третьей Мировой выставлял на всеобщее обозрение «скульптуры» из высушенных человеческих тел — та же самая ополоумевшая орда «разоблачителей тоталитаризма» исходила слюной от умиления по поводу «нового слова в творчестве»… Джек, не пытайся искать этому объяснений. Эти люди были тяжело и массово больны психически. Так больны, что наши учёные только-только начинают с краешку разгребать довлевшие тогда над миром проблемы — изучать их сложно, потому что часто невозможно понять мотивы поступков наших предков… И вот почему я, Джек, искренне считаю, что в тот период Землёй целенаправленно руководила некая невероятно мощная и совершенно злая Сила. И она никуда не делась и сейчас, хоть и ослабела…

Дик не договорил. С вершины очередного холма он заметил отряд всадников — человек десять — галопом скакавший наперерез через пологую лощину.

— Партизаны, — бросил он. — Кажется, что-то нужно…

В самом деле, скакавший впереди партизан, встав в стременах, размахивал винтовкой. Выключив мотор, Дик позволил «баги» сползти к подножию холма.

Всадники остановились поодаль — лишь первый, махавший винтовкой, подскакал вплотную. Дик услышал, как Джек выдохнул сквозь зубы. Потом негромко сказал партизану:

— Давно не виделись.

— Ну и хвала Солнцу, — без намёка на юмор ответил всадник, и Дик теперь тоже узнал партизана, с которым Джек подрался на празднике. — Надо же, а я к тебе скачу…

«Филипп… Филипп… Филипп Летчи! — вспомнил Дик, садясь в пол-оборота. — Друг старшего брата Стеллы.»

— Кто убил Стеллу? — спросил Филипп с седла, не сводя глаз с Джека. Глаз пристальных и недобрых. Джек медленно пожал плечами. — Ты знаешь, — это прозвучало утверждением. Да это и было утверждением…

— Зачем тебе? — спросил Джек, разглядывая текущий с верха холма бурный серый ручей.

— Я хочу его найти и убить. Кровь за кровь.

— Ну нет, — Джек покачал головой. — Во-первых, он — мой. А во-вторых… — юноша помедлил. — Во-вторых, он тебя убьёт.

Филип неожиданно оскалил зубы, как увидевший опасность зверь. Неуловимым движением вздёрнув коня на дыбы, прокричал: