Вадим Денисов - Идущий на Север. Долина Башен

Когда дилижанс проезжал мимо постоялого двора, я увидел лежащего на траве человека. Красную рубаху с Халана сняли. У него была отрезана голова, а тело мятежники проткнули деревянным колом, который торчал из его спины. Здесь же лежал труп какого-то крестьянина, зарубленного охранником двора в неравной схватке с толпой.

Неужели мы выскользнули из ловушки?

– Лана, дорогая моя, передай сюда кувшин с красным вином! Геллерт, присоединяйся к нам, я залезу на крышу!

– И кружки? – осведомилась несостоявшаяся лицеистка.

– Пустое. В руках не удержу.

– На то учёные люди, вроде тебя, и придумали длинное горлышко под руку, – заметил гигант, весьма ловко протискиваясь в дверь.

Я свесил ноги, первым принял графин, глотнул три раза и приказал:

– Давай быстрей, Гика.

– Хорошо бы переложить багаж…

– Потом, всё потом. А пока гони!

Среди этой разрухи, словно островок благополучия, высилась громада передовой башни. Наверху людей не было. За крепостной стеной в двух местах виднелись всполохи пожаров, между остроконечными крышами с флюгерами поднимались в небо столбы чёрного дыма. И мне показалось, что за поднятым мостом раздался неистовый взрыв брани, варварских криков и злобного смеха.

От лагеря-табора ничего не осталось, кроме мусора.

Радетели за мир и добро теперь мусорят в захваченном городе.

Если человек моей эпохи будет смотреть со стороны, то вполне может подумать, что по безлюдной лесной дороге движется самобеглая тележка, вершина технического прогресса, торжество готического гения.

Когда над дилижансом на ходу коптит труба, словно это свободный выхлоп, упряжка визуально теряется, выпадает из реальности. Мне вообще чудится, что мечта сбылась и внизу упрямо тарахтит дизельный моторчик, скрежещет старинная коробка переключения передач, крутится трансмиссия… Даже длинная рукоять привода стояночного тормоза в тему.

Холодно, всего градусов семь на улице.

Как же хорошо, что дров запасли много, можно не останавливаться, проклиная невольную задержку! В такие моменты и обретаешь мудрость предвиденья и способность прислушиваться к мнению опытных людей… Наивно спросил у Гики, не пора ли укутывать лошадей попонами, и получил чуть сглаженный вежливостью ответ: возничий де лучше прочих белоручек знает, кого, когда и чем укутывать. Ну и чёрт с тобой.

В тёплом салоне собралась не менее тёплая компания. Беседуем о насущном.

– Как скоро проклятый Орон расскажет о тебе серым? – спросил Геллерт, большим ножом нарезая пласты окорока с нежным жирком. Куски хлеба уже лежали на медном подносе.

– Слушайте, мне уже довольно жарко. Лана, приоткрой окошко… Когда, спрашиваешь? Как только появится свободное время и спадёт напряжение первых часов бунта, тогда вот и расскажет, – предположил я. – Им скоро понадобятся умелые исполнители, солдаты самых грязных дел.

– Выходит, мы для такого пригодны?

– И это можем! – подмигнул я другу. – При необходимости, конечно, для мира и добра, хотя и доставим тем величайшее блаженство нечистым силам и нанесём глубокий вред своей душе. А вот расскажут ли серые обо мне…

– Надо было их убить, вот что я скажу, удушить в подворотне, – просто произнёс воин, но щеки его сразу вспыхнули краской праведного гнева, и он с силой ударил мозолистой ладонью по дубовой панели обшивки салона.

– Знаешь, дорогой Геллерт, за время своих странствий я убил четырёх парней из Ордена, но это ничуть не помогло. Проблема не в безопасности моей драгоценной персоны, на поимку которой у них имеется постоянное задание. Настоящая беда, как мы нынче увидели, совсем в другом.

– В чём же, Марк? – лишь недавно успокоившаяся Лана смотрела на меня широко открытыми глазами и даже с улыбкой. Любопытно ей.

…Примерно полгода назад я провел почти две недели в сумрачных залах столичной Большой библиотеки, изучая там историю Ванкоры, кропотливо, прилежно, с конспектированием и заучиванием. Как студент из приличной семьи. Жилье на самой окраине снял, с соседями познакомился, мало пил, диетически питался…

Мне нравились эти прохладные чертоги хранилища знаний, почти абсолютная тишина огромных помещений, нарушаемая лишь редкими шагами и шелестом страниц, нравился запах бумаги и типографской краски, малолюдье, сама основательность этого рукотворного задела на будущее развитие Ванкоры… Только там я не чувствовал отрыва от привычного цивилизационного поля, ведь многие подобные библиотеки сохранились и на Земле, практически в первозданном виде. Будто и не убывал.