Александр Ясинский - Delirium?

Ключевыми словами нашей эпохи являются: отчаянье, зомбирование, духовное спасение и нажива, причем, они абсолютно не рифмуются меж собой.

Я поравнялся с внушительным плакатом, наклеенным поверх частных объявлений, с которого изможденная негритянка приветствовала безучастно торопящихся мимо унылой обвислостью грудей; и «ежедневно в странах Африки от голода погибает…», и т.д. и т.п., номер расчетного фонда и черная дыра за ним. А с выставленных в витрине салона напротив десятков сверхдешевых и сверхплоских панелей, захлебываясь слюнями, отчаянно взывал все тот же гладковыбритый проповедник в накрахмаленной белоснежной рубашке и деловом пиджаке.

– Я пришел к вам с благой вестью: не бойтесь! Ибо не будет ни суда, ни ада! Бог не осуждает, в отличие от людей! Жизнь в страхе ужасна, ибо это не жизнь! Возлюбите ближнего, читайте священные писания, жертвуйте, приходите и не бойтесь…

И жирный дым на горизонте, где над крышами спальных районов с окраин ползет смог из труб гигантских заводов-крематориев. И по колумбариям, этим наследиям «победоносной миротворческой операции», можно бродить часами. Только там – неухожено и почти нечего делать. А в дальних коридорах и тупиках с некоторых пор нашли пристанища бомжи и наркоманы.

А в непокорной Боснии, как много лет назад, вновь рвутся многотонные бомбы, а в Ватикане поют «аллилуйя». Черный паук торопливо бежит по древу, ему глубоко однозначно все это.

Говорят, а, наверное, врут все одно, что когда-то фигуру ангела, венчающего Александровскую колонну в Петербург-Сити, было решено заменить скульптурой обожаемого вождя. Однако на следующее утро ангел непонятным образом вновь вознесся на законное место, а новоявленный кумир бесследно исчез. Паника и аврал. Но так повторилось и со следующей, и еще несколько раз, и каждый – с неизменным результатом. Демонтированный и распиленный ангел воскресал вновь и вновь. Не помогло даже следствие, допросы с пристрастием, расстрелы врагов и саботажников, депортация их семей. Интересно, а случаются подобные чудеса и ныне?

Впрочем, я отвлекся.

Вот у уличного благотворительного автомата по выдачи бесплатной креплёнки уже стоит переполненная использованных стаканчиков урна, другая – покоится на боку; пространство вокруг – заплевано и усеяно окурками. Среди всего этого спит малоимущий алкаш, распространяя неистребимый запах мочи. А что с него возьмешь? Даже штраф не получится, поэтому никому нет никакого дела.

Я пришел.

Мы частенько выступали здесь и, конечно, меня знали и в принципе пропустили бы и через главный вход, но существовала одна загвоздка – ворота оборудованные металлоискателем. Поэтому я свернул в проулок.

И тут я встретил Ее.

Она выпорхнула через черный ход, не заметив, или высокомерно сделав вид, что не заметила своего давнего воздыхателя, лишь бросив через плечо: «До скорого!», и устремилась к поджидавшей у бордюра машине.

– Да хоть провались вовсе, ходят тут всякие, – услышал я негромкое ей вдогонку.

Я придержал дверь.

– Здорово, Майкл.

Когда-то на месте Майкла работал древний старпёр со странным именем Васильич, по крайней мере, так он величал себя, любитель наподдать с утра и ярый гомофоб. «Когда-то мы мечтали заплевать шелухой от семечек Бродвей, – часто вздыхал он, а после добавлял, обильно перемежая речь матом, – вместо этого весь их мусор пришел сюда». Он много еще такого непонятного нес, тем, имевшим неосторожность попасться ему на глаза. Затем, по многочисленным просьбам и жалобам, нынешние хозяева убрали, куда подальше, этот вечно растрепанный и невменяемый анахронизм, доставшийся им от прежних владельцев клуба, заменив его подтянутым, толерантным и выдержанным Майклом.

Мы были едва знакомы, но в силу профессии он все же узнал и отступил в сторону, сделав приглашающий жест. Дыша в спину Майкла, я проследовал в дежурку, где в воздухе плавал сигаретный дым, а на столе – раскрытый порножурнал.

– Ну как оно? – начал говорить Майкл, поворачиваясь и споткнулся на полуслове, ибо в его живот уперлось короткое дуло пистолета-пулемета.

– Плохо, Майкл, – сказал я, и нажал на курок.

Кровавые ошметки брызнули на стены. И все же звук был чересчур громким. В окно я увидал спешно возвращающуюся девушку. Запаниковав, я бросился было вон, затем, осознав всю глупость такого поступка, остановился. И тут на меня накатило вдохновение.

Вернувшись, я приподнял тяжелое тело и усадил за стол, положив голову на руки, лицом вниз. Выхватив из пачки сигарету, просунул мнимому живому меж теплых пальцев. Зажигалка была тут же. Я щелкнул раз, другой. Черт! Ну, давай, же, зараза, зажигайся! Я услышал, как открылась наружная дверь, зубами выдернул использованный резервуар, свободной рукой роясь в ящике стола. Есть! Руки дрожали. Цок, цок, цок – каблуки. Заборная трубка никак не хотела протыкать предохранительный клапан, наконец, это произошло, и резервуар с характерным щелчком встал на место. Вторая дверь уже открывалась.