Александр Ясинский - Delirium?

– Поделом, нечего мозги с утра делать, без тебя тошно!

– Взметнется потревоженный океан, неся гнев… – прорвался через влажные шлепки ударов совсем другой и мощный голос, – обрушиться, сметая языческие города, и множества судов не вернуться в гавань, – неслось мне уже вслед.

Ага, тоже мне пророки в своем отечестве.

Я остановился помочиться на стену в гостеприимном вонючем полумраке ближайшей подворотни. Крики позади, уже затихли, лишь успокаивающий шум передвигающейся толпы и потока колесного транспорта рядом. Как классно, закрыв глаза, позволить накопившейся жидкости выйти…

Уже застегиваясь, я заметил нескольких «потрошителей мусорников», что лихо работали на площадке для контейнеров неподалеку во глубине двора; а еще, или мне показалось, но там торчали чьи-то посиневшие ноги из одного контейнера.

Какая разница! Я – здесь живу, я – замечаю, только, что меня интересует, я – иду к своей цели.

Двумя кварталами дальше опять наступило оно .

Уже в который раз очертания знакомой улицы начали терять резкость, становясь зыбкими. Холодный туман выползал из щелей в асфальте, его липкие щупальца хватали за одежду, пытаясь остановить. Небоскребы теперь напоминали загадочных доисторических чудовищ. Я видел другие, какие-то чуждые моему привычному миру, силуэты, которые жили собственной жизнью.

Но прохожие спешили по своим делам, подчеркнуто безразлично уставившись в землю, не обращая, да и не желая обращать внимание на происходившее.

Как-то я слышал, что каким-то независящим причинам, возможно из-за суперщадящих «точечных ударов», время стало стремительно распадаться, стираются грани. И порой можно увидеть призрачные фаланги античных воинов, марширующие сквозь станции метро, или чешуйчатых ящерообразных, что эволюционировав на десятки миллионов лет раньше «гомо сапиенса», уже прочно заняли трон царя природы. Лишь в далеком будущем Сопротивление пошлет коммандос в верхний меловой период, и развяжет химический геноцид, но вызовет к жизни лишь парадокс, открыв дорогу уничтоженным динозаврами правидам.

А может, все это просто коллективная вяло, но целенаправленно текущая шизофрения.

* * *

Заслышав шум моторов, Синг, чей лоб пересекала ритуальная полоса, осторожно раздвинул стебли кукурузы, держа оружие наготове. Должно быть, его бог танцевал «тандав», ибо в следующую секунду от одного точного выстрела головной фургон, с ненавистным зелено-полумесячным флагом, вильнув, съехал в придорожную канаву, а мозги водителя окаймили аккуратную дырку в лобовом стекле.

Конечно, там были не простофили, не куклы и не кегли для расстрела, и его заметили, и пулеметчик следующего транспорта начал разворачивать турель. Но, более не таясь, вот Синг встал в полный рост и тщательно прицелился. О, оружия для смертника у него имелось в изобилие.

Хлестнула пулеметная очередь, проносясь над головой, и почти сразу лицо в перекрестье оптического прицела откинулось назад, заливаясь кровью. Солдаты повалили из транспортера, падая в придорожную пыль и кюветы, беспорядочно огрызаясь очередями в разные стороны.

Вздохнув, Синг, вынул единственную гранату.

Из кузова транспортера взметнулся всеочищающий язык пламени, шедший на обгон мотоцикл эскорта перевернулся, задетый взрывной волной и осколками. Синг бросился прочь, а сзади слышались крики, да шлепались срезанные пулями спелые початки, порождая в кукурузе ответную ненависть к роду человеческому. Так заканчивалась последняя война за веру.

* * *

В воздухе стоял густой чад от горящей резины и пороха, я брел в нем, почти вслепую. Порой казалось, что рядом проносятся, гудя клаксонами, доисторические машины, толкаются пешеходы в смешных шляпах и дамы в уж совсем невообразимых платьях.

Это была воплощенная Ненависть, это еще не имело ясных форм, но оно могло стать превосходным оружием. Орудием, способным сокрушить тупые головы снующих туда-сюда болванчиков, убить выродков и кретинов, казнить сволочей, оружие, способным защитить от враждебного мира. Все прояснилось, и туман исчез.

Теперь я знал, что делать.

Ибо я стоял посреди долбаной улицы, и в руке у меня – орудие возмездия, что вложил один из ангелов. Напротив – распахнутые двери храма, оттуда льется прекрасная музыка, и проникновенный голос предлагает помолиться великому и единственному правильному богу всего лишь за ничтожную сумму.

Но я прошел мимо.

Если все человечество делиться на произошедшее от Адама и Евы, и эволюционировавшие по средствам многомиллионных мутаций до примата и далее, тогда, где же вы, одухотворенные нездешней, сияющей в ночи искрой? Ау! Отзовитесь! Что-то происходит с мозгом. И взгляд на вещи становиться философским. Пока не смешивается со свинским. Кстати, свинье, лежащей в благоухающей, грязной и сытной луже, так же плевать на весь мир, как и политикам, да и общественным деятелям, прикрывающимся заботой о всенародном благе, у них просто противоположные стороны обитания этой самой лужи. Да и нам, простым, вечно недовольным обывателям, также, по-своему, плевать на все, что невозможно сожрать, выпить до дна, с чем нельзя совокупиться либо утащить в логово. А что можно, но пока не получается – тому мы истово завидуем. Да, с точки зрения свиньи, мир за пределами родимой лужи – какой-то непонятно гнусный, ибо в нем мало сладких помоев, и совсем нет теплой грязи. Хотя, вру. Есть. И предостаточно. И на любой вкус.