– Знаю. Перестать жалеть себя и найти ВИЧ-пару по Инету! – против воли вырвалось у меня.
Да, это я зря, хоть и спросонья. Ник был ведущим солистом до меня, и, в общем-то, неплохим парнем, пока чего там он не с тем переспал, не будучи защищенным. На самом деле, мы всегда жили, как одна семья, и он помог достаточно, вводя в курс дела, тогда, когда ему пришлось уходить. Теперь он изгой с красной картой, которому просто опасно покидать обжитую берлогу.
Конечно, он взорвался.
– Заткнись! Ты ни хрена понимаешь! Твой мир никогда не рушился в одночасье из-за чертового анализа! От тебя не уходила жена и дети. Не отворачивались близкие и косо не смотрели соседи, тебя не кастрировал, принудительно, этот чертов хирург, чтобы ты не мог распространять чертову заразу дальше! Да если бы я знал, я бы зашил себе и пенис и анус чертовой ниткой! Гады, падлы, меня лишили всего и заперли в этом чертовом «реабилитационном центре» без надежды на будущее!
По-крайней мере тебе, на мою беду, не отрубили связь, а ты еще жалуешься, паскудник.
Поначалу, когда звонки, только начались, мне действительно хотелось сказать что-нибудь облегчающее, потом, когда быстро надоели – обличающее – типа «надо было раньше думать и головой». Сейчас мне не хотелось ничего, и я просто сообщил Нику:
– Все, я иду спать! – и выдернул штепсель из розетки. По давно немытому, как следует, линолеуму разлетелись ржавые болты. Похоже, копец, мамину старому аппарату.
Достало все. Накрылся с головой.
Ага! Под подушкой тут же всхлипнуло.
Я на ощупь нашарил пластиковый футляр.
Его уродливая одутловатая физиономия пятнадцатилетнего дебила безумно таращилась на меня из темноты, подсвечиваемая фиолетовым экраном. Вдруг он пустил сопли и пронзительно заверещал.
– Гадская сука! – заорал я, вскакивая и забыв о почивающих родителях. Да как швырнул надоевший прибор о пол.
Это было преимущества демократии: либо идти защищать ее в жарких пустынях и скалистых горах, словом, везде, где есть полезные ископаемые и туполобые аборигены, не желающие соглашаться с ее, основными принципами, демократии, по которым, все, чем они имели историческую неосторожность владеть – теперь принадлежит уже не им. Либо, если повезло, устроиться по протеже в академию. Все не то? Решил не марать ручки, сынок? То тут тебе давался год на размышление, и наш электронный друг, тамагочи за которым необходимо было ухаживать. Потеря либо порча коего, приравнивалась к уголовно наказуемому деянию. В чем смысл? Ежели не одумался, и все в дальнейшем выбирал альтернативную службу – то, ни говори, что тебя не предупреждали, должен был в течение пяти лет предоставить государству по крайней мере четверо здоровых особей, что само по себе являлось не такой уж простой задачей. А нездоровые – не в счет, они государству не нужны: из них не получиться полноценных бойцов, защитников демократии во всех частях света, ни плодовитых матерей, охотно рожающих следующее поколение бойцов! И так по кругу. Не получилось? Хотел перехитрить нашу свободолюбивую республику? Так вот – сядь за решетку и подумай, что ты сделал не так!
В общем, экран погас, корпус треснул и, должно быть, бесповоротно разлетелся по комнате, потому что, залезая обратно в кровать, я порезал ногу.
И полночи мне снилась кордонная пустошь и нависающий над ней лик Ника. Затем его заслонило меню с опциями, и на воображаемом экране возник кол, по которому стекала сукровица, вперемежку с экскрементами. Вот такой вот сон в зимнюю ночь глобального потепления.
Пробудившись совершенно разбитым, я почувствовал острую потребность в психологическом катарсисе и пожалел, что разбил тамагочи.
Ну, ни чего, Парис как всегда поможет
* * *
Москоу-Сити, Мусор-Сити, но не потому, что не выгребают шлак, оставленный многомиллионными обитателями гнусного муравейника, а в силу дурного воспитания, привычки гадить вокруг, не задумываясь о завтрашнем дне.
– Безымянная страница вакуумных глубин космоса уже готова повергнуть гелиодоровый ятаган возмездия на грешную людьми Землю! – кричал на углу какой-то бородатый оборванец в чалме и перепачканном халате. Подле, держась двумя руками за какую-ту ветхую книженцию, стоял такой же ветхий старец в простом гражданском одеянии.
Текущая на работу толпа, не выспавшаяся, раздраженная надоедливыми звонками мобильников и новостями портативных радио, просто придвинулась к нему и начала методично избивать. Те, кто не мог протиснуться снимали на камеры. Все происходило буднично, отрешенно.
Читать дальше