Максим Городничев - Помутнение

Я плотнее укутался в плащ и ускорил шаг. Здания с человеческим оскалом проплывали перед глазами, их похожесть создавала иллюзию, что я барахтаюсь на одном месте в какой-то густой желчи, работая руками и ногами, с каждым гребком все больше выдыхаясь. Изредка налетали порывы ветра, и ставни гремели, подражая многочисленным парижским звонницам…

«И увидел я другого зверя, выходящего из земли. И чуде-

сами, которые дано было ему творить перед зверем, он оболь-

щает живущих на земле. И дано ему было вложить дух в образ

зверя, чтобы образ говорил и действовал так, чтобы убива-

ем был всякий, кто не будет поклоняться образу сему. И он

сделает так, что не будет жизни никому, кроме того, кто

имеет имя зверя, или число имени его. Число же это шесть-

сот шестьдесят шесть».

Когда я добрался до места, совсем рассвело. По старой привычке забрался в дом через окно, на секунду задержав взгляд на мутном стекле. Оттуда на меня глянуло собственное лицо, из-за неровности зеркальной поверхности разломанное на плывущие плоскости, но мне показалось, что я вижу его в бесцветных лучах боли. Так мы смотрели друг на друга – я и я, наблюдая перемены, произошедшие в каждом из нас. Мысль, что это поблескивающее, словно облитое водой лицо, принадлежит не мне, показалась правдивой.

Ставни немного погремели, но никто из соседей не выглянул. Она ждала меня на кухне, роскошная блондинка с шикарными формами, непристойными для служителей культа. Ее глаза будто плавали в сперме.

– Не волнуйся, дорогая, папочка решил воскресить воспоминания. Знаешь, эти дни как потерянные псы…

Ей хватило одного взгляда, чтобы оценить мое жуткое состояние. Приоткрыв створку шкафчика, висевшего на стене, она не глядя достала небольшой пузырек и кинула его мне.

– Вот, гладиатор, возьми, тебе необходима доза «пенициллина». – Слегка дрожащими руками она зажгла сигарету, заставив задрожать и огонек спички. Это было одной из таких вещей, которые можно заметить, только если ищешь и ждешь их. Я всегда ловил каждое ее движение.

– Спасибо, милая, ты лучше всех определяешь, чего именно в данный момент требует мое больное сердце… без таблеток я уже не могу.

Мара затянулась сигаретой. Ее скулы чуть порозовели, и я не мог не отметить, что это чрезвычайно идет к ее бледному лицу.

Я уселся за кухонный стол и заговорил, будто видел Марену в последний раз несколько минут назад, и начал с того, чем закончил предыдущий разговор. Наше общение походило на затяжную игру в шахматы, настолько затяжную, что при кажущейся непрерывности партии, та могла длиться годами, увенчанная редкими выпадами.

– В последнее время мне трудно отделить реальность от бреда. Наверно, я и вправду схожу с ума. Постоянный звон в голове… Помню, когда я был маленьким, в холле отчего дома стояли огромные часы черного дерева. Их тяжелый маятник с монотонным приглушенным звуком качался из стороны в сторону. Но когда часы начинали бить, из их медных легких вырывался отчетливый звук, до того необычный, словно отсчитывающий последние секунды мира, что люди, находившиеся там, цепенели, подобно насекомым в янтаре. Сейчас я явственно ощущаю бой часов и пустоту…

Она тревожно и как-то по-матерински нежно посмотрела на меня, легко проводя рукой по моим волосам. Марена. Я помог ей проникнуть в город, даже устроил в судебные системы трибунала. И теперь она осуществляет за мной надзор, как за психически неуравновешенным.

– Давненько я тебя не видела, уезжал из Парижа?

Таблетки подействовали почти сразу, приводя с собой приятное ощущение отсутствия плоти, исчезающей при первом неслышном прикосновении желатиновых капсул. Тут же забываются каскады бессонных ночей, распухшие от наркотиков вены, вечная мозаика из утыканных сигаретами пепельниц и неожиданная потребность в еде, когда вдруг понимаешь, что чертовски голоден.

– Ты же знаешь, что я не имею права покидать пределы гребаного города. Есть другая проблема – на «хвосте» сидят доминиканцы.

– Ты же никого не убил, не так ли? В ином случае закончим мы плохо…

– Все начинают лучше, чем заканчивают, – я прокомментировал ее слова автоматически. Она сказала – мы? Неужели ведьма настолько привязана ко мне? – Я невольно улыбнулся.

– Ты не ответил на вопрос: да или нет?

– Насколько мне известно, нет, но никто об этом не знает.

– И как я должна буду представить случившееся в трибунале? Из-за тебя Наверху происходят такие столкновения, о которых ты даже не подозреваешь. Каждый раз, беседуя с кардиналом, я начинаю разговор с тебя. И он отвечает, что при любом удобном случае к папе заходят влиятельные персоны и шепчут на ухо: именно Альтаир является виновником всех смертных грехов в городе. Однажды ты предал их, теперь они хотят уничтожить память о тебе, – мягкий, волнующий, подобный вечернему бризу, голос спустился почти до шепота. Она смотрела на меня и объясняла простую истину, словно таблицу умножения отставшему школьнику.