В. Бирюк: Стрелка

Авраамий, вооруженный тростью Богослова и крестным знамением, сокрушил истукана, «и абие идол Велес в прах бысть». На месте разрушенного идола преподобный построил храм, в котором ростовчане «крестились от мала и до велика».

С того времени просвещенные светом Христовым, обращаясь к Преподобному, воспевают его в сердцах словами кондака:

«Иго Христово прием Авраамие, и Того крест на рамо взем, последовал еси Ему, насажден быв в дому Господни, и процвел еси яко финике, и яко кедр иже в Ливане, умножил еси чада твоя, муж желаний духовных: от возлюбленнаго же Апостола Иоанна Богослова благодать восприм, жезлом сокрушил еси идола, и разсыпал еси его яко прах, и чудотворец убо велий явился еси преподобие, темже Христа Бога моли непрестанно о всех нас».

«Тросточка камышовая» долго хранилась в здешней церкви, пока Иван Грозный не позаимствовал — взял с собой Казанский Кремль ломать. Так и не вернул. Хотя бочки с порохом оказались эффективнее.

Первый и единственный в то время в Ростовском крае монастырь, расположенный на месте прежнего любимого и чтимого народом Велесова капища, встретил со стороны язычников озлобление и ненависть. Ростовцы не раз намеревались разорить и сжечь обитель и только молитвы основателя и насельников монастыря, да благодать Божия сохраняли обитель в безопасности.

В смысле: «крестились от мала и до велика», но «озлобление и ненависть» к монахам — сохранили. Или новые выросли?

«Просвещенные светом Христовым» выгнали местных язычников. «Казанская история» называет черемисов потомками ростовской мери, которые отказались креститься, и ушли вниз по Волге.

Оставшиеся неплохо уживались между собой.

В случае угрозы вместе собирали общее ополчение. Ростовчане, под рукой древних киевских князей, доходили до Царьграда. Город разделялся на два конца — Чудской (мерянский) с языческим капищем и Русский с христианской церковью. Если мерянин принимал крещение, то признавался русским и должен был переселиться на другой конец города.

«Святая вера распространилась у нас везде, но везде почти оставалось и язычество. Явление совершенно естественное и неизбежное: невозможно, чтобы в каком-либо народе вдруг могли искорениться религиозные верования, которые существовали целые века и тысячелетия, чтобы все люди легко отказались от тех сердечных убеждений, которые всосали они с млеком матерним, на которые привыкли смотреть, как на самые священные и драгоценные…

Не все, принявшие святую веру, приняли ее по любви, некоторые — только по страху к повелевшему (т. е. великому князю Владимиру)… Впрочем, какого-либо упорного сопротивления евангельской проповеди, за исключением только двух городов: части Ростова и особенно Мурома, у нас тогда не было. Тем более не было и не могло быть открытых гонений на христиан. Ибо великий князь и все окружающие его действовали в пользу святой веры и вооружаться на христиан значило восставать против правительства».

Забавно, что митрополит Макарий, которого я цитирую, полагает «принуждение к миру» воинской силой государства более эффективным, нежели «мирную евангельскую проповедь».

Однако, и люди крещёные — весьма различны между собой: в 1118 году случилось нападение на монастырь «новгородских ушкуйников».

«Иноки, разбуженные среди ночи раздавшимся внезапно шумом, увидали приближающуюся к обители шайку грабителей и донесли архимандриту. Тот приказал идти в церковь и стать на молитву. На утро жители Ростова увидели перед стенами монастыря человек 30, которые стоят на одном месте, быстро двигая ногами как бы спешно куда-то идут. При этом они смотрели только на монастырь и вокруг ничего не замечали. Вышел архим. Прохор с крестом в руках, сопровождаемый братией и, осенив крестом разбойников, спросил у них о причине их прихода. Те с прерывающимся от страха голосом рассказали, что они шли к монастырю с целью грабежа и перед стенами вдруг на них нашло какое-то ослепление, так что, видя стены монастыря, не могли к ним приблизиться, несмотря на то, что шли очень быстро. Когда им рассказали, что они шли, стоя на одном месте, те смутились и стали на коленях умолять настоятеля о прощении. Покаявшись, они поселились близ монастыря и, предавшись мирным занятиям, сделались впоследствии монастырскими и городскими квасоварами».