Александр Никишин - Кенгуру на фресках

Совещание проходило бурно, но впустую. На конкретные вопросы капитан получал более чем расплывчатые ответы, смысл которых сводился к тому, что все фифти-фифти или, другими словами, «всё в руце Божьей».

Так не годилось. Это означало, что спросить не с кого и всё зависит лишь от прихоти светила.

На светило, то бишь, на Солнце, до которого рукой дотянуться, можно пенять сколько угодно. Проглотит и не заметит.

Солнце! Солнце! Великое светило, ближайшая звезда и желтый карлик в одной ипостаси. Расстояние от тебя до Земли – восемь минут полета светового луча или двести миллиардов шагов. Столько для простого смертного, вздумай он тронуться в дорогу, слагает путь неодолимый. Сердце за всю жизнь набивает лишь две сотых от этого числа ударов.

Когда-то ты было богом, и инки поклонялись тебе, именуя себя твоими сынами. Канули в лету гордые сыны, но солнце продолжает свой путь. И все суета сует под ним.

Была под ним…

Прогресс в науках и астронавигации теперь позволяет суетиться в непосредственной близости. Если сыны лучезарного бога ожидали лишь милости его, то нынешние солнечные безбожники сами берут их у него.

Был такой анекдотичный случай, когда физик Киргоф, рассказывал о том, что анализ линий спектра солнца указывает на наличие на нем золота, какой-то бизнес-воротила иронично высказался по этому поводу, что, мол, какой с него, с такого золота толк, если его невозможно оттуда достать. В ответ Киргоф вынул из кармана золотую медаль, которой был награждён, в том числе и за это открытие, повертел перед носом богатея и сказал: «А я достал!»

История забавная, но послужила прологом к созданию весьма серьезной индустрии – прямой разработки солнечных ресурсов, бизнеса крайне рискового и дорогостоящего, но весьма прибыльного.

Принцип, однако, прост. Как рыбалка. Забрасываешь удочку с наживкой на крючке и выуживаешь соответствующую добычу. Если наживка малёк – значит хищника, вроде окуня или судака, если хлебный мякиш – то вегетарианца, вроде плотвы или красноперки. Была бы в пруду рыба, а добыть её дело техники. Вернее технологий.

Нынешние технологии позволяют рассматривать Солнце как гигантский пруд, в котором густо плещутся золотые рыбки. Это лишь образ, но за ним стоит тот факт, что человек в поисках ресурсов добрался уже и до Солнца. Оно ныне не только источник тепла и света, но и неисчерпаемый, в рамках человеческого понимания, рудник.

Солнце в основном состоит, общеизвестно, из водорода и гелия, но не на все сто. Какие-то доли процента от общей солнечной массы составляют остальные элементы таблицы Менделеева. Крохотные доли в солярном масштабе, но для человека это тератонны в квадрате или кубе вещества из которого можно добывать сколь угодно золота, серебра, платины, титана и прочего, не боясь, что разработка истощиться и нужно будет искать новое месторождение. Не на веку человечества, во всяком случае.

Но во всем, в том числе и в этом деле, существуют определенные трудности. Забросить плазменную ловушку в огненное марево протуберанца и выудить осевший, как кристаллы соли на ниточке, улов, сообразный настройкам плазменного разряда – дело самое легкое. Гораздо труднее найти, а еще лучше предсказать и дождаться всплеска эруптивного протуберанца. Протуберанца-взрыва, самого насыщенного элементами. Да еще и не всякий такой годится. Слишком мощный – опасность сгореть в плазму. Слишком низкий – не дотянуться, а попытаешься – начнётся неотвратимое падение и не хватит никакой тяги, чтобы сбросить путы гравитации. Во всяком случае, пока не изобрели ещё таких мощных двигателей, чтобы убежать от Солнца. Чересчур рисковых светило не щадит. Опуститься ниже критически допустимой орбиты равносильно самоубийству. О тех, кто сгинул из-за того в хроносфере, официально сообщают как о пропавших без вести, хотя, на самом деле, это, по сути, бессмысленность. Так устроен человек, который верит, что надежда умирает последней и не может, не хочет понять, что здесь кончаются её пределы. Наяву. А не у эфемерных врат Дантова ада, созданного лишь силой человеческого воображения.

Капитан выдерживал паузу. На измор. Все знали, что с ним не отмолчишься. Заговор молчания против такого было делом заведомо провальным. Будь он за столом кабинета, его взгляд поочередно переходил бы с одного лица на другое, считывая рельефные картины напряженности мышц. У него была редкая способность узнавать по лицу, того, кто готов сдаться. Отыскивать слабое звено. Стоило лишь пристально всмотреться дольше обыкновенного в лицо обреченного на откровение человека, как тот начинал говорить. Вначале лепетал что-то не относящееся к делу, а затем, переходил к монологу по существу, с многочисленными ссылками на ближних своих. Ближние заглатывали крючки и начиналось что-то вроде цепной реакции. Все суетливо выгораживали себя и обличали прочих. Так как каждый знал о другом, возможно, больше чем тот о себе сам, начинала вырисовываться картина реального состояния дел. И всё, таким образом, оказывалось под контролем. Под его контролем