Александр Никишин - Кенгуру на фресках

– И твоя противоречит остальным?

– Нет, отнюдь…

– Значит, будем руководствоваться твоими данными.

– Нет, нет… Я не могу брать такую ответственность..! Может случиться…

– Прежде вот, что может с тобой случиться!

Горилла-монстр выскочила, как это показалось солярологу, прямо из экрана и, повалив того на пол, сорвала с его лица маску. Под ней оказалась другая, казалось, еще более бледная. Сорвала и её – снова маска. Её долой – маска. Каждый раз ему мерещился расплывчатый образ женского, именно женского лица, и он стал рвать с неуловимого лика эти ненавистные маски всеми четырьмя конечностями. Благо, горилла так может.

– Я доберусь до тебя!– рычал седой кошмар, клацая ужасными клыками желтого цвета. – Ты мне всё скажешь! Женские штучки…

Надежды на спасение у бедняги не было никакой…

И всё же…

– Прекратить!! – Голос с повелительной интонацией принадлежал кому-то третьему.

– Мне…! Приказывать мне…! – Капитан не сдерживал гнева, кто-то оспаривал его первенство.

Удар был силен и внезапен, отшвырнув гориллу-капитана с лишившегося чувств тела жертвы.

Боли не было. Она, казалось, растворилась в гневе, превратив его в неистовый. Сквозь пелену, застившую глаза, капитан разглядел силуэт того, кто так некстати сунул нос в его дела.

Это был ковбой. Нижняя часть лица скрыта шейным платком, натянутым на нос. Рыжие сапоги со шпорами. Джинсы. Клетчатая рубаха. Шляпа. Пояс с надраенной до блеска бляхой. Всё как положено. Не было лишь револьверов. Вместо них ковбой держал в левой руке свернутый кольцом бич, в плетениях которого сверкали синие искры электрических разрядов. В левой.

– Опять ты! – прохрипел капитан. – Ты!!!

В следующий миг он бросился на него, трансформировавшись за доли секунды в закованного в броню лат кентавра с копьем наперевес. Сейчас он насадит этого мерзавца на остриё, а затем бросит оземь и будет долго и с наслаждением топтать копытами, до кровавого месива.

Бич со свистом рассек воздух и удавом обвился вокруг человечьей части кентавра. Стальные латы защитили от удара, но не стали помехой электрическому заряду, который нес в себе бич. Потрясающий разряд тока обрушился на капитана. Уже теряя сознание, он отметил, что, на сей раз, удар не столь силен, как тот, когда старпом тридцать шесть часов исполнял его обязанности.

* * *

Координатор с тревогой следил за показателями адреналина капитана, скачущими у критических отметок. Не менее тревожные показатели отмечались и у соляролога-два, но обратного свойства. Если первый был готов к агрессивной истерике, то второй был близок к ступору.

Для него все были наблюдаемыми пациентами. Он незримо пребывал в штате экипажа, члены которого в большинстве своем даже и не подозревали о его существовании. Координатор одновременно являлся для всех и доброй феей и злой мачехой. Он безвредно снимал абстинентные синдромы, упреждал фобии, гасил депрессивные синдромы, сглаживал стрессовые состояния и купировал стимуляторами назревающие приступы лени. С другой стороны, не жалея седативных препаратов подавлял чрезмерные позывы к работе во внеурочное время, приступы агрессии, сводил на нет попытки выяснения отношений и, если было очень нужно, подчищал память и делал больно. Порой очень.

Нервные системы каждого члена команды, а вслед за этим поведенческий климат коллектива были сферой действия его полномочий. Экипаж составляли отнюдь не ангелы. Коллектив, если на то пошло, был коллекторным, что сквозь фильтры прошло, то и сгодиться. В условиях изоляции, в таком сонмище то и дело вспыхивали бы лидерские войны, цвели интриги и торжествовала кастовая система от неприкосновенных до неприкасаемых.

Изоляция, кстати, была здесь полной – Солнце напрочь глушило радиосигналы, обрывая связь не только с Землей, но и с прочими кораблями-добытчиками, снующими у чертогов светила. Экстремальные условия работы на околосолнечной орбите вынуждали прибегать к институту так называемых координаторов – этаких комиссаров предпринимательства.

Координатор – уполномоченный на всесилие человек-невидимка, который видит всё и знает обо всех всё в пределах корабля. Он умеет читать показатели датчиков и делать так, чтобы эти показатели были приемлемыми. Он походил на терпеливого зрителя, но с большим запасом увесистых помидор и с правом метания их в актёров, если игра становилась совсем плохой. В реальном театре помидоры, врывающиеся в действие, изгоняют персонажей прочь со сцены и, отчасти, делают сносную концовку плохому спектаклю. Mол, прилетели помидоры и покончили с этим безобразием, попутно порождая новые сюжетные линии – вроде подобного, анекдотичного диалога: