Губы Раисы Максимовны загуляли друг по дружке.
– Понимаю…
В отличие от Генсека-президента, его жена соображала быстро – и момент «понимания» не продлился дольше… момента: глаза «первой леди» тут же сузились до размера щёлок, а взгляд обледенел.
– Значит, надо пресечь эту авантюру на корню! Надо обезопасить себя от любых поползновений со стороны Лукьянова!
– Я уже продумываю этот вопрос, – многозначительно улыбнулся Горбачёв.
– Только продумываешь?!
– Виноват, – тут же перестал улыбаться Михаил Сергеевич. – Уже прорабатываю. И поверь, Раиса Максимовна: это – не маниловские прожекты. Никаких даже аллюзий. Вопрос-то – судьбоносный.
Горбачёв взглянул на часы, салфеткой обмахнул губы – тоже уроки жены – и встал из-за стола.
– Ну, мне пора.
– Я тебя провожу.
В коридоре Раиса Максимовна «интеллигентно» приложилась губами к щеке мужа.
– Будь с ними построже. Жду тебя со щитом…
…Горбачёв поднялся на «свой» этаж – и недовольно нахмурился: на горизонте у дверей его приёмной отчего-то не виделось толпы избранных. Приглашённые не жужжали в приёмной, как шмели у Гоголя в «Ревизоре», не выходили покурить в коридор, и не тряслись полушёпотом голосовыми мембранами. «Оскорбление Величества» было налицо.
Михаил Сергеевич быстро вошёл в кабинет, на ходу бросив вскочившему на ноги Болдину:
– Зайди!
Горбачёв ещё не успел подойти к столу – а Болдин уже раболепно тянулся у дверей.
– В чём дело, Валера?!
Михаил Сергеевич раздражённо шлёпнул папкой по столу.
– Где… все эти?
Пятидесятишестилетний «Валера» – член ЦК и кандидат наук с двумя высшими образованиями – виновато отзвенел челюстями.
– Так ещё – десять минут, Михаил Сергеевич…
Болдин выразительно скосил глаза на настольные часы.
Горбачёв недовольно поморщился: не привык к оппозиции даже по мелочам. Хотя винить он мог лишь себя, ибо сам был виноват: смолоду не заступал на службу ни досрочно, ни сверхурочно. В этом отношении он был верным учеником и последователем Михаила Андреевича Суслова: тот, как штык, не смотря ни на какие «коврижки», в девять прибывал, в восемнадцать отбывал. А всему виной – Никита Сергеевич: «Тот, кто задерживается на работе после шести, ничего не делал в рабочее время!».
– Ладно, иди, паси их. Как заявятся – сразу же ко мне!.. Вольтерьянцы хреновы!
Не глядя на строевой разворот с прогибом Болдина, Михаил Сергеевич энергично опустился в кресло. Рука его привычно дёрнулась за папкой с ежедневным докладом о ситуации в стране – но папки на месте не оказалось. Из этого – с достоверностью в сто процентов – следовало, что Крючков основательно подготовился к заседанию. Наверняка, Председатель КГБ заявится вместе с «бомбой». Горбачёв водворил руку на место и задумался. Но мысли не приходили. Зато тревожных предчувствий было, хоть отбавляй. И, если из рук ничего не валилось, то лишь потому, что ничего в них и не было.
Объяснялось всё очень просто: настроение. Настроение было совершенно не рабочим. По двум причинам сразу. Одна была приятная: завтра – в отпуск, другая – … другая: окружение президента активизировалось, наглядным доказательством чего являлось предстоящее заседание. Да, собирал его президент, у себя в кабинете, в избранном лично им составе, но это решение было вынужденным. Оно диктовалось не столько традицией, согласно которой временно отбывающий лидер наставлял «остающихся на хозяйстве». Горбачёв вынужден был согласиться на это заседание: настолько сильным и упорным оказалось давление «верных соратников».
Неслышно приоткрылась дверь: у Михаила Сергеевича имелось немало мастеров, но Болдин был лучшим. Только он мог настолько искусно открыть дверь и просочиться в неё, чтобы не скрипнул ни один сустав у них обоих: ни у двери, ни у Болдина.
– Все – здесь, Михаил Сергеевич.
– Зови, – артистическим жестом отнял руку от подбородка Горбачёв: «весь – в заботах». – И сам присоединяйся.
Болдин исчез – и в кабинет гуськом пошли избранные. На ходу бросая в Горбачёва полукислые слова приветствия, они «в произвольном порядке» расселись за длинным столом для заседаний. Только «демократически-произвольный» – для телевизора – порядок оказался совсем не произвольным: ранжир КПСС всё ещё оставался «свящённой коровой».
С выражением мучительного нежелания отрываться от дел ради пустяков, Горбачёв встал из-за письменного стола и неспешно проследовал к столу для заседаний, где и возглавил его.
Читать дальше