Александр Черенов - ЗАГОВОР ПРОТИВ ЗАГОВОРА - ГКЧП-3. КНИГА ПЕРВАЯ

Дурной пример оказался заразителен – и вскоре к Павлову присоседились со своими заявлениями даже такие верные паладины «Михал Сергеича», как Язов с Янаевым! Ну, от Павлова, которого сколько ни корми – он всё равно «зубами щёлкает», можно было ожидать и не такой прыти. Но – от Язова?! Но – от Янаева?! Вот, уж, на кого Михаил Сергеевич никогда бы не подумал! Люди, которых он вытащил на самый верх иерархической лестницы фактически из небытия – и те взбрыкнули! И те вздумали казать норов!

Конечно, Михаил Сергеевич не мог не признать, что в доводах «оппозиции от челяди» было немало сермяжной правды. В целом, соратники верно характеризовали общие настроения в стране как весьма скептические по отношению к политическому курсу президента. Демонтаж централизованной федеративной структуры управления страной, как полагали и они, и общество в целом, грозил неконтролируемым развитием центробежных тенденций, следствием чего неизбежно стал бы развал СССР.

Согласен – правда, лишь глубоко в душе – Михаил Сергеевич был и с тем, что новый курс вызвал к жизни не столько новые производительные силы, сколько негативные явления, от спекуляции до теневой экономики, которые де-факто уже стали олицетворением самого нового курса.

Скрепя сердце – и скрипя зубами – Горбачёв принимал на свой счёт и упрёки в том, что развитие страны не может строиться на падении жизненного уровня населения. Да и что тут можно было возразить, если с полок магазинов, и без того не изобилующих разнообразием товаров, исчезли даже продукты первой необходимости?! О положении дел в той стране, что за пределами МКАД, можно было сказать без преувеличения: «Как Мамай прошёл». А ведь прошёл не Мамай: Михаил Сергеевич со своей перестройкой. Ну, или – «Мамай перестройки». Что уже было говорить за деликатесы, которых от засилья кооперации так и не прибавилось на полках, если даже «народное курево»: «Беломорканал», «Север», «Прима», «Памир», «Астра» и даже шестикопеечная махорка, как исчезли с магазинных полок в мае девяностого, так больше и не появились на них!

Понимал Михаил Сергеевич: объективно наведению порядка нет альтернативы. Порядок наводить нужно. И наводить его нужно безотлагательно и даже жёстко. Иначе нельзя: донельзя разболтанный механизм управления страной можно было починить лишь закручиванием гаек. Хотя бы – на первых порах. И соратники понимали, что президент-генсек понимает и их, и безвыходность положения. Классика: «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Оттого-то ещё крепче сплачивали они ряды вокруг хозяина. Так крепко, что Михаил Сергеевич порой ощущал себя, как во вражеском окружении. Ведь соратники теснили его своими доводами и предложениями так, словно припирали к стене.

«И добили – песня в том порукой…». Двадцать восьмого марта на закрытом совещании у Горбачёва, где присутствовали только избранные от Политбюро и Совбеза, был образован Государственный комитет по чрезвычайному положению. Название предложил сам Горбачёв. (Михаил Сергеевич не ошибся насчёт Крючкова: ещё в декабре прошлого года Председатель КГБ поручил заместителю начальника ПГУ генерал-майору Жижину и помощнику своего первого зама Грушко полковнику Егорову составить перечень мер по наведению порядка в стране в условиях режима чрезвычайного положения).

Возглавил новое образование, разумеется… не Михаил Сергеевич. И то: зачем Генсеку-президенту так откровенно «подставляться»?! Для этих целей у него под рукой имелся целый «штат соискателей-конкурсантов», этих «невольников чести» и «заложников доверия». В первую очередь – вице-президент Янаев: «… меня и пригласили за неё», как пел герой Высоцкого. Как самый безликий и безотказный, Геннадий Иванович и был определён в «предбудущие козлы отпущения». Ему же совещание – опять-таки, не Горбачёв лично! – поручило срочно подготовить мероприятия по введению чрезвычайного положения. (Срочность, правда, очень скоро перешла в разряд «плановых мероприятий», выполняемых по-горбачёвски неспешно и размеренно, теперь уже как бы впрок, с закладкой «под сукно» и «в долгий ящик»).

Как и большинству горбачёвских начинаний не разрушительного характера, идее ГКЧП надлежало умереть тихо и безболезненно, в полном забвении и невостребованности. Но исключения, пусть даже и подтверждая правило, случаются и в политике. Случилось оно и с ГКЧП: идея снова была вызвана к жизни. И вызвал её ни кто иной, как сам Михаил Сергеевич. Вызвал, разумеется, сам того не желая. Два года втайне не только от широких масс, но и от узкой прослойки, Горбачёв и «группа товарищей» готовили проект нового Союзного договора. По сути, это был не договор, а приговор. Приговор Советскому Союзу.