Александр Брежнев - Изгой

Биржевые ленты уже «подбили бабки», выбросив первые цифры- итоги сражения. В денежном эквиваленте 4 использованных шахтных стратегических комплекса составляли 200 тыс. условных золотых, 18 потеряных бомберов и истребителей 1 440 тыс. золотых – всего Аргуния потратила на этот налет 1 640 тысяч. золотых. Для Орды потерянные в бою и на земле 14 самолетов и 12 вертолетов стоили 1 400 тыс. золотых. А разрушенные 4 промышленных завода на земле и электростанция с учетом невыпуска продукции в ближайшие минимум два года наносили ущерб Орде минимум на 7 500 тысяч. А главное, в случае затяжной войны, отсутствие Каулинского промкомплекса на чаше весов не даст перевесить ордынской экономике экономику Аргунии. Аэропорт и центр связи – это копейки. Но не дворец же губера бомбить при таких ставках, которому цена не больше 2 тысяч золотых – это даже если с гаражом и памятником?

Пока у трейдеров ползали вверх-вниз линии поддержки и бегали строчки с прогнозами. Начали выдавать обобщенные предварительные результаты сражения политические каналы. Говорили о небольших потерях ордынской армии (около пятисот военнослужащих) и примерно ста тысячах погибших мирных жителей – тех самых, которых аргуняне сегодня начали освобождать от Орды.

У меня там не было ни родных, ни ценных активов, и я не очень эмоционально воспринимал сейчас зрелище дымящейся каулнинской промзоны, ставшей коптилкой для ста тысяч трупов. У меня в Каулнине был друг, но этот черт-то уж точно не мог торчать там, куда падают бомбы. Он цел, невредим, и работает. Может, через месяц он свяжется со мной.

хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Было +10, но Ратмир взмок даже в летнем комбезе. Он никогда раньше не был на войне, Орда не воевала уже 20 лет, хотя был уверен, что готов к стрессу боя. Но эвакуация гражданских из Каулнина, в которой ему, армейскому капитану, пришлось участвовать со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра – это что-то с чем-то. Ратмир не понимал, как не хватает кондтратий женщин – гражданских медиков. Его солдаты иногда отходили за вагон – блевануть, а иногда блевали прямо на месте. Сложно было сказать, что хуже – грузить в вагоны больных или грузить здоровых.

Погрузка пациентов и персонала городских больниц была организована, на самом низком управленческом уровне. Автобусы и грузовики где-то задержались, и пришли за 10 минут до отправки эшелона. Тянуть было нельзя, задача была отправить с этой станции за ночь 30 составов. Чтоб успеть погрузить 400 лежачих больных женщин решили нарушить правила и подпустить к пациентам солдат (без халатов и повязок, в грязных полевых комбезах, грязными руками, не имея ни малейших навыков). Парни бодро хватали носилки и каталки, какие-то приборы и втаскивали по ступенькам в вагоны. Конечно, бились какие-то пузырьки, валились треноги с капельницами в грязь. Когда споткнулся солдат на лестнице, носилки накренились, и какая-то голая облезлая грузная старуха полетела вниз, звонко ударившись головой о железо вагона и глухо чвокнув всем весом в грязную жижу на земле. Врачихи пустыми глазами смотрели, как разбился какой-то явно дорогой агрегат с кучей ламп и трубочек. Когда катили каталку от машины, зацепились за какие-то крюки покрывалом и сорвали. Солдат, подскользнулся и уткнулся мордой в голый живот женщины – в гной, в какую-то едко вонючую слизь, похожую на опарышей. Бойца тошнило ей на живот, баба стонала… «Кто придумал использовать армию для эвакуации? У парней потом не встанет!», думал Ратмир и удивлялся, что пацаны в эту ночь даже не матерились. Молча работали.

Впереди свистнуло, в телефон, закрепленный на груди, пикнули, Ратмир махнул рукой, и солдаты начали оттискивать народ от вагонов. Первый эшелон ушел вовремя, и загрузить 400 человек больных и 200 персонала получилось. Запихали, конечно, как попало, но там в пути разберутся, разлягутся. На следующий эшелон уже было 30 минут, а ребята приноровились, все прошло более-менее.

В 4 утра пошли здоровые – с каких-то организаций. От того, что они были ходячие, было не легче. Ломились, как скоты. Когда один здоровый лоб с чемоданами втиснулся в узкую дверь тамбура, оттолкнув коляску с ребенком, коляска упала, ребенок вывалился в лужу, порвалась сумка, из не посыпались в лужу какие-то сосиски и белье. Ребенок орал, мать визжала, мужик рявкнул на нее матом, солдат наотмашь ударил его прикладом. Жлоб, взмахнув руками, повалился спиной вниз, и упал в лужу на ребенка, коляску и сосиски, рукой зацепив женщину, которая упала на него сверху. Солдат бросился за ноги тянуть ее вверх в вагон, бойцы внизу пинками сапогов сковырнули мужика и стали доставать из грязи орущего ребенка и коляску, втаптывая сосиски и белье в грязь.