Иосиф ибн Забара - Книга увеселений

Сижу себе на берегу реки, грущу, думаю, пора возвращаться восвояси. Тут подходит к реке женщина с бельевой корзиной, стирать собирается. Поглядела на меня пристально и спросила: “Ты из людей или из чертей?” Я подивился изумительной проницательности ее и ответил: “Рос я с людьми, а порожден чертями”. Она хитро вытянула из меня причину моей печали и давай насмехаться: “Вы, дьяволы, наукам вашим обучены, гордые, важничаете сильно, а на поверку-то – рохли! Я хоть и простая женщина, неграмотная и косноязычная, а такую славную смуту затею – пальчики оближешь и век будешь мой урок помнить!” Я с готовностью согласился поучиться. Оставив на мое попечение корзину, женщина ушла, а я остался дожидаться ее.

Прачка постучалась в богатый дом. Молодая хозяйка впустила ее, собрала для стирки одежду, свою и мужа. Труженица не уходит, стоит на пороге.

– Не иначе, сказать что-то хочешь? – спросила хозяйка.

– Хочу, да боюсь слово молвить, – ответила прачка, потупившись.

– Говори, что душу твою тяготит?

– Ты молода, жизни не знаешь. А ведь мужчины хуже дьяволов! Обманщики, притворщики и изменщики. Все до одного!

– Мой муж не таков!

– Ах, бедняжка! По дороге встретился мне твой супруг, выходил из дома блудницы, всему городу известной. На кого променял молодую и красивую, чистую и нежную?

– Что ж мне делать теперь? – спросила хозяйка, и лицо ее стало белее снега.

– Мне горько горе твое. Я спасу тебя, голубка, от позора и верну мужнину любовь, если обещаешь выполнить, что велю тебе!

– Обещаю, о, благодетельница!

– Как придет домой неверный, не подавай виду, что тайну знаешь. Сладко накорми и напои мужа. Потом подластись, положи голову его к себе на колени, а когда разомлеет он и задремлет, возьми припасенную острую бритву и срежь с бороды его три волоса. Отдашь их мне, и приготовлю из них приворотное зелье, и ты подбавишь его в вино, и изменщик навсегда забудет на других глядеть, и вернется любовь.

Так сговорились женщины меж собой, и прачка ушла. Она направилась прямиком в кофейню, где имел обыкновение сиживать мнимый гуляка. Выманила его и смело начала разговор.

– Ах, господин мой, я только что из твоего дома, – вымолвила прачка, – молодица дала мне одежду постирать, вот и твои вещи тут!

– Похвально, бери монетку за предстоящие труды, – сказал мужчина.

– Как ты добр, и как желаю тебе добра! И потому не в силах молчать, хоть и говорить страшно.

– Ничего не бойся, говори.

– В доме твоем видела юного удальца. Он обнимал твою жену, и я подслушала любовное их воркование. А потом он сказал, что жить без нее не может, и велел ей убить тебя.

– Боже, праведный! Да неужто касатка моя на черное дело горазда?

– Он научил ее. Дескать, как придет муж, сладко накорми и напои его, подластись, голову его положи на колени себе, а когда разомлеет и задремлет, возьми припасенную острую бритву и перережь ему горло. А тут я примчусь, схвачу тебя и унесу в страну вечной любви.

– Ты принесла мне недобрую весть, добрая женщина. Беда нагрянула! Но защитить сумею себя и честь свою!

И бедный муж кинулся домой и с порога потребовал у жены еды и питья. И она была с ним особенно ласкова, и положила его голову себе на колени, и муж притворился спящим, и жена достала бритву, и он вскочил на ноги, и выхватил орудие злодеяния из маленькой нежной ручки, и свершил скорый суд над безвинной и любящей.

И часу не прошло, как страшная весть долетела до братьев убитой. Они ворвались в дом и страшной местью отомстили за сестру, добавив кровь к крови. И восстали друг на друга два рода, и вспыхнула междоусобная бойня, и множество бездыханных тел обезобразили мирные площади и улицы, и вода в реке стала красной, и пошла по городу великая смута.

А я сидел себе на берегу и ждал возвращения прачки. К вечеру явилась она довольная собой и объяснила мне, почему река алеет. “Это твоих рук дело?” – спросил я, потрясенный. “Это не рук, но ума моего дело!” – гордо воскликнула женщина.

На этом Эйнан закончил историю о вероломной прачке. Он сказал Забаре, что поначалу восхитился деянием женщины и даже позавидовал природному дару ее, но по здравом размышлении содрогнулся от ужаса и дал себе клятву не творить впредь зла.

– Ах, Иосиф, в молодости я был женат и весьма страдал от вздорного нрава супруги, – сделал Эйнан еще одно признание.

– Так-так, и что же? – ухватился Забара.

– Зловредность женушки все больше досаждала, и я подумал, не уподобится ли она коварной прачке. Я дал ей разводную и отослал из дома. Прощальное слово я сказал стихами: