Виктор Сиголаев - Пятое колесо в телеге [litres]

Нет в жизни счастья!

Я выскочил на финишную прямую – около километра по длинной дуге вдоль бухты. Там в конце резкий изгиб дороги и короткий спуск к молу. О, какой классный ветерок зарядил с моря! Не думал, что так обрадуюсь этой холодине. Стихия еще разволновалась – серьезные такие валы накатывают на прибрежные скалы, гремят, взрываются тучей белых брызг, достающих до самой макушки косматых утесов. А ведь здесь, на «Скалках», обрывы в отдельных местах до десятка метров доходят в высоту. Неистовствует Владыка морской! Лучше бы ему поклонялись, сатанисты хреновы: рыба хоть свежая на столе не переводилась бы.

Прибой под обрывом и действительно разбесновался не на шутку.

Это слева, со стороны открытого моря. А справа, в глубине городской бухты, более или менее спокойно. Работает все же волнолом, оправдывает свое высокое предназначение. А какое у него, интересно, предназначение в предстоящем рандеву Жрицы и Куратора?

Устал я гадать. Легче еще прибавить скорости.

«Чего там думать – трясти надо!»

На спуске за поворотом я чуть не загремел костями – веером из-под ног брызнул щебень, и ладонь, страхуя от падения меня, любимого, чувствительно так проехалась по ноздреватому асфальту. Из стесанной раны засочилась кровь. Покойный дед-плотник говорил: «Нет крови – нет дела». В смысле – если порежешься, делая что-то важное, типа это к добру. А не потому, как я наивно полагал раньше, что руки у мастера… «крюки». Отмаз, короче, в арсенал чуждых рефлексий воинствующих «рукозадов».

А может, глубинная языческая мудрость наших грозных славянских предков, берущая корни в дохристовых ритуалах священных жертвоприношений кровожадным богам древности. Точнее, отголоски той мудрости. Так сказать, эхо седой старины.

Вот меня вштырило! Всего-то – руку ободрал.

Больно, конечно, да только…

Кровь, рука, боль эта пустяковая, а также дед со всеми своими генеалогическими ответвлениями фамильных плотников – все моментально выскочило из головы!

Потому что…

У старого доброго понтона с подветренной стороны как ни в чем не бывало покачивалась на разгулявшихся волнах псевдоэрзац-яхта с гордым названием «Сатана», по старой доброй традиции пришвартованная всего лишь за один конец.

Все-таки Дьябло!

Чувствую, и кровь будет, да и за «делами» не заржавеет.

Накаркал, дед?

А еще я вдруг обнаружил такси.

Потрепанная двадцать четвертая «Волга» салатово-желтого цвета с неизменными шашечками стояла на самом въезде на мол. Я даже сообразил, почему машина не поехала дальше – водила уперся. Даже отсюда было видно, что впереди асфальт блестит от воды. А местами над бетонным парапетом вздымаются к небесам высокие фонтаны брызг – чем ближе к концу мола, тем выше и чаще.

Таксер – он дурак, что ли, туда соваться?

Это пассажир… оказался странным. Точнее – пассажирка. Станет Ольга ножки свои топтать в такую даль. Понятное дело – на такси приехала. А Куратор – все же Дьябло! Доценко, мать его…

Мол выглядел безлюдным.

И жутким.

Желаешь хлебнуть эмоций и ощущений штатного моряка – приходи на волнолом в шторм! Хоть всего на четверть, но представишь себе, что такое разбушевавшаяся глубина. Слепая, бездушная стихия, для которой человек всего лишь очередной ничтожный моллюск, по ошибке оказавшийся на суше, которого не грех и расплющить походя, дабы не отсвечивал перед мощью морской Природы.

Не видно никого было и на «Сатане».

Я что, опоздал?

Тут все уже… умерли?

Тьфу ты! Да что ко мне эти черные мысли-то прицепились?

То кровь, то смерть. Никто здесь и не собирается умирать! Надеюсь…

Небо заметно пожелтело.

Знаем мы этот прикол. Он означает, что скоро тут все взбеленится не по-детски: вытянутой руки не рассмотришь! А ветра у нас бывают такие, что парусные яхты взлетают в воздух, а то и крыши некоторых легкомысленных построек ходят на пляж искупаться. И тоже по воздуху, чтобы путь сократить.

На месте Дьябло я все же завел бы второй швартов на пирс.

Впрочем… кто меня слушать станет?

А нет, есть все-таки здесь живые души – я заметил двух мальчишек на понтоне. Это не те ли, с которыми я тут бодался на днях? Издалека видно было, что пацаны, чуть моложе меня по возрасту, деловито сворачивали рыбокраболовные снасти. Тоже заметили тревожные приметы грядущей аномалии.

О! Один запрыгнул на «Сатану», нырнул в трюм.

Да они тут повязаны все!

Я ускорил шаг. По длине мол чуть больше пятисот метров, и то, что делается сейчас в самом конце, практически не видно. Это понтон почти у входа, поэтому мальчишки и видны как на ладони, а назначенная «стрелка» должна пройти там, дальше, где тучи брызг и яростные удары волн по бетонным зубьям.