Александр Михайловский - Освобождение Ирландии

Оставил я себе ровно столько, чтобы до Англии добраться — там-то, как мне казалось, я всяко встану на ноги… Купил билет третьего класса на юг, во Флориду. Когда со мной хотели заговорить в поезде — отвечал по-французски, мол, «же не парль па англе» — не говорю по-английски…

А когда напротив меня устроился мулат из Луизианы, у которого французский был родной, тот мне сразу сказал, мол, сразу видно, что ты не наш, а француз из метрополии, у нас говорят не совсем так… Конечно, зря я тогда в Париже переучивался с луизианского диалекта на парижский.

Уже во Флориде, на подходе к станции Монтичелло, я услышал, что на следующей станции — Мадисон — стоят янки и всех пассажиров проверяют. Ну, я и сошел в Монтичелло, купил там лошадь и отправился к Арчибальду Мак-Нилу, которому тогда принадлежала плантация Гэмбл в Эллентоне. Я его лично не знал, но был наслышан о нем. Мак-Нил был контрабандистом, ходил часто то на Кубу, то на Багамы, а после начала войны стал патриотом и поставлял армии оружие и боеприпасы, купленные то у испанцев, то у англичан на Багамах. Не забывая, конечно, и о себе. Приезжаю я к нему, подумав про себя, что, мол, возьмет он — и сдаст меня янки. А тот, увидев меня, обрадовался и сказал:

— Мистер Бенджамин, добро пожаловать!

— Капитан Мак-Нил, вы меня сразу узнали… — удивился я.

— Работа у меня такая, знаете ли… — ответил Мак-Нил. — Думаю, большинство из ваших знакомых вас точно бы не узнали. А для меня, хоть и побрились вы, и постриглись, а все равно выглядите, как двухдолларовая бумажка! Вам куда — на Кубу или на Багамы?

— На Багамы… У меня есть кое-какие деньги.

— Договорились. Возьму по-божески — все-таки не каждый день видишь члена нашего правительства… И вот еще что… Есть вероятность, что нас все-таки остановят — поэтому вы будете официально Мозесом Розенбаумом — коком на моем корабле. Не бойтесь, работать вам не придется, у меня есть другой кок…

При проходе через Флоридский пролив нас и правда остановили, но увидев, что корабль везет груз табака, решили отпустить, хотя один матрос-янки сказал, узнав, что я еврей:

— Первый раз в жизни вижу еврея, который занимается физическим трудом.

Так мы добрались до Нассау — это на Багамах. Но там меня наотрез отказались пускать на корабли, идущие в Англию, сообщив мне, что они боятся, что таким образом какой-нибудь высокопоставленный южанин бежит от правосудия янки, и если это станет известно янки, то у них будут проблемы. И я вместо этого пошел в Гавану. Денег оставалось очень мало, и я нанялся кочегаром — таким образом, я и на самом деле стал евреем, занимавшимся физическим трудом…

А в Гаване я смог уговорить капитана одного корабля, отправлявшегося в Ливерпуль, что я его буду учить французскому, и он скостил цену вдвое. Так что денег у меня едва хватило… Но по дороге, у Сент-Томаса, корабль загорелся, и я, как и все, помогал его тушить. В общем, прибыл я в Англию в прожженном сюртуке и практически без денег… Ничего, кое-как я выкрутился и даже смог и далее содержать свою семью.

Тут пришла Долорес, сказав нам:

— Джентльмены, ужин готов.

После еды она покинула нас, а мы сели побаловаться кофе и коньяком на террасе домика.

— Джуда, — спросил я, — а каким ты видишь будущее Юга?

— Знаешь, Сэм, — ответил тот, чуть подумав, — когда-то Джордж Вашингтон с компанией совершили революцию, надеясь создать страну, в которой все будет для блага народа и которая будет жить в гармонии со всем миром. Вместо этого получилась форменная тирания. Более того, мы бы не победили без французов — и оказались весьма неблагодарными по отношению к ним. Я считаю, что мы должны попробовать построить общество, в котором каждый будет счастлив. И мы всю жизнь должны помнить о том, что без русских у нас ничего бы не получилось. Вот так, в общих чертах.

Есть, конечно, проблемы — мы должны, как мне кажется, позаботиться о тех, с кем мы так жестоко обошлись — с индейцами. Мы должны поспособствовать в возвращении нашего черного населения на их африканскую родину, для чего нам необходимо будет выкупать там земли, финансировать строительство городов и плантаций и, наконец, потом торговать с ними. Но первым шагом должна стать наша независимость, которой мы, как я надеюсь, добьемся с помощью наших русских друзей. И за это я готов отдать все, что имею. Кроме, конечно, дочери и Долорес.

20 (8) февраля 1878 года.

Югороссия. Константинополь.

Командир 13-го Нарвского гусарского полка Александр Александрович Пушкин