Евгений Токтаев: Скованный Прометей

2 октября 1571 года, бухта Игуменицы, Эпир

В год Господа нашего тысяча пятьсот семидесятый, посол Блистательной Порты передал дожу Венеции Альвизе Мочениго ультиматум, согласно которому Светлейшая должна была уступить его величеству султану Селиму Кипр, ибо он по мнению его величества являлся неотъемлемой частью Османской империи.

Дож ответил, что крайне удивлён тем, как быстро султан Селим разрывает совсем недавно заключённый договор о мире. О передаче Кипра не может быть и речи, а у Венеции в достатке сил, дабы с Божьей помощью защитить остров.

Такой ответ устроил османов. Началась война.

Венеция обратилась за помощью к христианским государствам, но откликнулись лишь госпитальеры, Папа Пий V, да король Испании Филипп, который, однако, воевать собрался преимущественно руками своих вассалов и послал к берегам Кипра эскадру под началом известного генуэзского кондотьера Джованни Андреа Дориа.

Дела христиан с самого начала кампании шли прескверно. Турки брали города Кипра один за другим, а объединённый флот повернул назад сразу после падения Никосии, так и не встретившись с врагом. Из всех венецианских крепостей ещё держалась Фамагуста, но её защитники пали духом, поняв, что помощи ждать неоткуда.

В стане союзников начались дрязги. Венеция обвиняла Дориа в предательском бездействии, в двурушничестве. Ему припомнили десятилетней давности поражение от мусульман в битве при Джербе, когда погиб христианский флот, а его командующий, Дориа, как-то подозрительно легко ускользнул. Поползли слухи, что Дориа ходит под пятой бейлербея Алжира, что он уже и не христианин вовсе, а проклятый ренегат.

Беспокоились мальтийские рыцари-госпитальеры. Предполагая, что после Кипра Селим по примеру своего отца, Сулеймана Великолепного, возьмётся за Мальту, они посылали эмиссаров к венецианским губернаторам Ионических островов и в саму Светлейшую. Стремились узнать тамошние настроения и увериться, что в случае повторения великой осады, имевшей место пять лет назад, христианские державы не бросят Орден на произвол судьбы. Сил отбиться самостоятельно они за собой уже не чувствовали. Однако переговоры всё больше вгоняли их в уныние.

Король Филипп, более заинтересованный в безопасности своих владений в Северной Африке, чем в борьбе за Восточное Средиземноморье, намеревался плюнуть на всё и громко хлопнуть дверью.

В воздухе витала безрадостная максима — каждый сам за себя.

Единственным, у кого болела душа за идею защиты от разбушевавшихся агарян не порознь, а сообща, оставался Его Святейшество Папа. Сколько душевных сил он положил, дабы переубедить Филиппа, сколько дипломатических сражений дал, одному Господу известно. Несколько месяцев, роковых для защитников Фамагусты, Филипп Испанский противился Престолу Святого Петра. Даже дав принципиальное согласие на создание Священной Лиги, он тянул время в бесконечных согласованиях должностей.

Словно карты тасовались кандидатуры полководцев. Этот не устраивал одних, а тот других. Наконец, был назван человек, который устроил всех. Почти всех. Им стал двадцатичетырёхлетний сводный брат Филиппа, Хуан Австрийский.

Двадцать пятого мая тысяча пятьсот семьдесят первого года Папа провозгласил создание Священной Лиги. Король, дож Венеции, церковные и орденские иерархи тряхнули мошной и выставили невиданный прежде по мощи галерный флот. В него вошли силы Светлейшей, Папы, испанцев, их итальянских вассалов, госпитальеров, а также многочисленные мелкие отряды кондотьеров со всей Европы, объединённые общим командованием.

В конце августа флот собрался в Мессине, а через несколько дней стало известно о падении Фамагусты. Горевестники рассказывали жуткие вещи: турки обещали христианам жизнь и беспрепятственный выход в обмен на капитуляцию, но слово не сдержали. Вырезали всех. Перед шатром командующего османов Лала Мустафы насыпали гору из отрезанных голов, а с начальника гарнизона, Марко Антонио Брагадино содрали кожу живьём.

Венецианцы воспылали жаждой мести, и благодаря грамотной огласке сего печального события смогли воспламенить сердца всех остальных.

Флот вышел в море, проследовал до Кротоне, там простоял неделю, из-за разыгравшегося шторма, после чего совершил двухдневный переход и достиг берегов Эпира. Здесь, в бухте Игуменицы, Священная Лига едва не прикончила сама себя.