Вероника Батхан - Порты и башни

– Шашлыки это можно, это, братец ты мой, вещь, – согласился незнакомец и церемонно приподнял кепку. – Леон Рудольфович Лацци к вашим услугам. А ты, значится, Алексей… а по батюшке?

– Лешка я. Что церемонии разводить?

Леон Рудольфович смиренно согласился. Зачем лишние сложности между интеллигентными людьми, особенно если им предстоит такое приятное занятие? Он пустился рассуждать о сравнительных достоинствах грузинского и татарского шашлыков, преимуществах горной баранины перед долинной, кизиловых углей перед дубовыми, гранатового сока для спрыскивания перед чересчур кислым на его взгляд молодым вином, саперави перед киндзмараули… Когда они дошли до «Лукоморья», у Лешки в животе уже урчало. О, счастье! – буквально через десять минут на столе появились тарелки с восхитительными, горячими шашлыками, свежайший лаваш, хрусткая зелень и запылившаяся бутылка с таинственным содержимым.

Чем дальше отступал голод, тем теплей становилось на душе. Лешка, смакуя, потягивал золотое вино, заказал ещё сушеного сыра, вспоминал анекдоты и байки и сам же покатывался над ними. Собеседник же, наоборот, от тепла сник. Мясо ел вяло, вино пил нехотя, на шуточки улыбался одними губами. Какая-то мысль уводила Леона Рудольфовича далеко от уютного зальчика.

– В августе по вечерам на набережной звучит духовой оркестр. Барышни прогуливаются под ручку, кавалеры глядят с бульвара, старухи-татарки торгуют семечками, разносчики папиросами и ледяной водой, пароходы гудят так громко, что заглушают трубы. И месяц в облаках колыхается, как девочка на качелях… Луна, ты луна, наверно ты пьяна – и сморщена и скорчена, ни к черту не годна, – фальшивый тенорок старика прозвучал неприлично громко.

– Да, я читал в газете, – нехотя согласился Лешка. – Мэр решил, что оркестр музыкальной школы поработает в пользу города. Знаете, где эта школа?

– Конечно, – кивнул Леон Рудольфович. – На месте старого шапито. Ах, как это было красиво – в закатный час зажигались огни, играли марши, съезжалась публика. На галерке толпились русские грузчики и молодые татары – они ходили смотреть борьбу и страшно шумели. В ложах сидели купцы – караимы, армяне, а то и сам городской голова захаживал полюбоваться на Иду Кассино, как она верхом на белой кобыле скачет через четыре горящих обруча – оп, оп! Она была бессовестно хороша, Идочка, и удачлива необычайно – охмурила итальянского капитана с «Ливорно» и сбежала с ним за границу. Цирковые сплетничали про неё, языками мололи. А когда красные Феодосию взяли – позавидовали черной завистью. Вечернее представление тогда давали, боролись Паппи и Мозжуха, местный парень с Карантина. Вышли оба, размялись – и вдруг поручик какой-то прямо верхом в цирк въехал «Красные в городе!». Люди «ааааа!!!!» и побежали, как тараканы от свечки – женщин давят, толкаются, не разберешь, кто где. Лошадей цирк тогда бросил, медведей, льва, вольтижерка ногу сломала и тоже осталась. А пароход потонул. Всё едино… Леон Рудольфович уронил голову на руки.

«А не мешай вино с водкой!» – подумал Лешка. Он хозяйственно доел мясо, слил в бокал остатки вина, закусил тягучей ниточкой сыра, попросил счёт. Чуть подумав, потрепал старика по плечу:

– Вставайте, Леон Рудольфыч, пора нам!

Лацци грузно поднялся – казалось, за полчаса он прибавил лет двадцать и короткий сон его не освежил. Он неловко нащупал рукава пальто, кое-как нахлобучил кепку на лысую голову. Посмотрев на него, Лешка неохотно поинтересовался:

– Может вас проводить?

– Нет, – покачал головой Леон Рудольфович и замялся. – Другое у меня к тебе дело.

«Денег попросит» решил Лешка и сделал внимательное лицо.

– Может, вам в шапито человек нужен, хоть на денечек? Не смотри что я старый – и коверным могу и подсадным и униформистом. Сил нет, как по арене соскучился. А?

– Золотой вы наш человек, Леон Рудольфыч! Конечно, такой артист везде нужен!

…Не рассказывать же, что мало не половина труппы сбежала, два униформиста провалились в запой и которые сутки не казались директору на глаза. Любые помощники пригодятся, тем паче опытные.

– У меня только одно условие. Чтобы никто на меня ни голос, ни руку не поднимал. Смолоду не люблю, – серьёзно сказал Леон Рудольфович. Мороз вернул краски побледневшему было лицу, протрезвил старика.

Лешка незаметно пожал плечами – что за цирк без крепкого словца. Впрочем, пожилого артиста вряд ли кто-то обидит. В двух шагах от «Лукоморья» мерзли таксисты, за пятьдесят гривен сивоусый кавказец согласился довезти циркачей до Комсомольского парка, подождать, а потом доставить старика назад к «Астории».