Геннадий Прашкевич - Теория прогресса

– Когда успело натащить столько? – удивилась мама.

Вовка не понимал спокойствия взрослых. Ему казалось, что они притворяются. Рядом где-то пальба идет, а они льдом интересуются.

– Мама, – напомнил он. – Стреляют.

Мама покачала головой:

– Да нет, миловал Бог.

– Как это миловал?

– Ну, тут район особый. Читал ведь про необъясненные атмосферные явления? Значит, должен знать, что такие явления иногда бывают очень шумными. Так что спускайся в каюту. Леонтий Иванович обещал погонять тебя по немецкому языку. – И добавила, засмеявшись: – Тертюха.

– Какая еще тертюха?

– Лед такой.

По грубым командам боцмана, по грохоту сапог на палубе Вовка с тоской и восторгом понял, что «Мирный» действительно подходит к острову. Но сидел на рундуке беспощадный Леонтий Иванович и остро поблескивал стеклами очков в железной круглой оправе.

Тире точка тире…

Вот тоже! Мама наверху со снаряжением возится, а Леонтий Иванович, так называемый мужчина, отнимает у Вовки время!

Точка тире точка точка…

«Морзянкой долбит».

Тире точка тире…

Это же буква К , дошло до Вовки.

Точка тире точка точка…

А это буква Л…

Точка тире…

Точка тире тире…

Точка тире…

Клава… Какая Клава?.. – не понял Вовка. – У него, наверное, жена есть…

Точка тире точка точка…

Тире точка тире тире…

Точка точка точка…

Тире точка тире тире…

Точка точка…

Вовке вовсе не хотелось дразнить Леонтия Ивановича, но как-то само собой получилось – лысый…

– Готов? – остро глянул Леонтий Иванович. И предложил, ухмыльнувшись, будто знал что-то такое про Вовку: – Начнем с перевода. Согласен?

И медленно продиктовал:

– «Спартаковцы – друзья народа…»

Наверное, вычитал про такое в книжке.

– «Спартаковцы – опора народа…» Теперь переведи на немецкий.

«Почему у Леонтия Ивановича такой взгляд? Почему его все боятся и редко с ним разговаривают? – никак не мог понять Вовка. – О чем он постоянно перешептывается с мамой?..»

Однажды слышал от радиста такое.

Очки Леонтия Ивановича поблескивали, а мама слушала, руки сжав.

Интересно, что там за бортом сейчас?

Все еще тертюха, или уже склянка пошла?

И что это за атмосферные явления, которые лупят по ушам как из главного калибра?

Точка тире точка точка…

Точка…

Тире точка…

Тире…

Точка тире точка тире…

Точка точка…

«Лентяй…» Это кто лентяй? Это что, получается – я лентяй?

– Вот так-то, братец! – остро хохотнул Леонтий Иванович, будто поймал его на чем-то запретном. – Хочешь стучать, стучи отчетливей. И давай попробуем теперь по-немецки? – хвастался.

Но вопросы становились бессмысленными.

Спросил, например, чем занимается белый полярный медведь в зоопарке Гагенбека?

– Развлекает фашистов!

– Ну и дурак! – заметил Леонтий Иванович. Неясно только, Вовку имел в виду или белого медведя. – На поставленные вопросы отвечай развернуто. Ошибешься, поправлю. И совсем не к месту спросил: – Одежонка-то у тебя в порядке?

Этого Вовка не ожидал. Неужели Леонтий Иванович подозревает? У меня карманы малицы, подумал, набиты сухарями и сахаром. Две недели экономил на завтраках и обедах. Отчаянно замотал головой:

– У меня все целое. Мама смотрела.

– Ах, мама…

Глаза Леонтия Ивановича подернулись под железными очками мечтательной влажной дымкой. Вовка даже разозлился. Спросил, отводя глаза в сторону:

– Леонтий Иванович, а где вы так хорошо изучили фашистский язык?

– Фашистский? Нет такого языка, братец! Есть прекрасный немецкий язык. На нем «Капитал» написан. Слышал про такую книгу? На немецком языке говорили Гёте и Гейне. Так что ты, братец, с выводами не спеши, а то вырастешь дурачком-попрыгунчиком.

– А все же, Леонтий Иванович?

– Я в Поволжье рос, братец. Там немцев – пруд пруди.

– А зимовали где?

– В Тобольске.

– Да нет, я про Север.

– А-а-а… – протянул Леонтий Иванович. – Ну, бывал, бывал на Севере. Что тут такого? На острове Врангеля бывал. Встречался с твоим отцом, кстати. Крепкий товарищ. На Севере все друг другу помощники. – Леонтий Иванович рассмеялся: – Мы там твою маму здорово расстраивали.