Дмитрий Могилевцев - Люди Истины

Так сын Сасана и отец Зейда, брат Халаф Два Фельса, проклинаемый и благодаримый даи Луристана, бунтовщик и преступник, обложивший данью все караваны Великого шелкового пути и базары Машрика, в богатстве и могуществе превзошедший многих беков и эмиров, покинул этот мир таким же, каким пришел в него.

Шли годы, и Хасан все более уверялся в том, что сделал правильный выбор. Что Милостивый и Милосердный снизошел к нему в ночь сомнений и поиска и подсказал единственно правильное. Привезенная Халафом женщина в должный срок родила здорового, крепкого мальчишку, названного в честь пророка Мухаммедом и росшего не по дням, а по часам. Через полгода после родов Кийа сделал ее своей женой, и она родила ему еще трех сыновей, сильных и похожих на отца. Но в первом ее сыне явственно виделась чужая кровь: в волосах, в разрезе глаз, в странном оттенке светлой, чистой кожи. И учился мальчишка с необыкновенной быстротой. Говорить стал в год, а в пять уже читал ал-Коран.

Хотя Хасан и Кийа хранили молчание, а Зайна, даже выучив местное наречие и любя поболтать, молчала о своем прошлом, – все равно пошел слух о том, что в Алух-Амуте скрывается наследник истинного имама Низара. По совету Хасана Кийа не стал ни прятать мальчишку, ни особо выделять, – ни тем более сообщать, что Кийа не его отец. Мальчуган играл во дворе с детьми, шлепал по лужам, гонял котов и все норовил вытащить из ножен отцову саблю. Многочисленные паломники и гости, съезжавшиеся в Алух-Амут вопреки смертельным опасностям, смотрели благоговейно на скалу, на пещеры, пронизавшие верх утеса, будто ходы термитник, на каналы, высеченные в камне, на глубокое озеро, собиравшее дождевую воду, на сады. Просили разрешения заглянуть в пещеры. Наверное, думали, что где-то в их глубине, сокрытая камнем, и прячется Истина. А земное ее воплощение тыкало пятками в лепешки навоза, хохотало, попав камнем в ворону, и ровно никто, кроме мамы и нянек, на него внимания не обращал.

В Алух-Амут съезжалось много людей. Искатели Истины или добычи, даи в поисках совета и наставления или с докладом о делах, те, кто предлагал новым хозяевам Рудбара и Дейлема свои руки и голову, купцы. И те, кто проиграл, лишившись всего в кровавом хаосе, которым стало теперь некогда слаженное и сильное государство, созданное Низамом ал-Мулком. Хасан охотно предоставлял убежище всем, кто о нем просил, – даже былым врагам. И число его друзей неуклонно росло. Его край был островом спокойной силы среди предательств, набегов и непрекращающейся резни. И остров этот все рос.

Молодой султан Баркиярук непрестанно воевал на всех своих границах, да и внутри них. Эмир Рея Амир Хабаши, покровитель раиса Музаффара, поддался на его уговоры принять помощь от людей Истины – и передать раису в управление ключевую крепость Дамгана, Гирдкух. Музаффар тут же укрепился в ней, как барсук в норе, сделался главой целого княжества, и вскоре обе противоборствующие стороны стали искать его благоволения и поддержки. Хабаши даже отдал ему на сохранение всю свою казну, – и вскоре погиб в бою с войском Мухаммеда Тапара. Баркиярук ненадолго пережил своего эмира, и на престол с помощью своего брата Санджара сел Мухаммед Тапар, – но мудрый раис не только не утратил своих владений, а, напротив, приумножил их и был весьма ценим как султаном, так и его братом, атабеком Хорасана.

Под руку Хасана попали Арранджан и Зира, весь Дамган, множество крепостей в Гиляне, Мазандеране и горной Сирии, Кухистан и даже крепости Мансуркух и Устанаванд вблизи Рея, столько лет бывшего ему домом. В каждом городе от Египта до Хинда были люди Истины, готовые приютить и помочь – и расправиться с неугодным. Они не упускали малейшего шанса завладеть замком, крепостью, хотя бы просто башней на скале, – хитростью, подкупом, переманиванием на свою сторону угрозами, и даже силой. Хотя Хасан не одобрял, когда люди Истины без крайней нужды принимались воевать открыто. Слишком велики тогда были потери, – ведь настоящих воинов среди них было немного. Крестьяне, городской люд, кормившийся делом своих рук, – вот кто были воины Истины. Они бились храбро, но на поле битвы одной храбрости мало. Однако пришлось смириться с потерями, когда в очередной раз взбунтовались правители Ламасара, то подчинявшиеся Хасану, то угождавшие его врагам. Кийа, заслав своих людей в крепость, коротким ночным штурмом взял ее, вырезав большую часть защитников и положив две сотни своих людей. Но дело стоило того: Ламасар закрывал вход в ущелье Алух-Амут и был большой, мощной крепостью, где могли разместиться тысячи воинов и лошадей. Теперь вся долина превратилась в неприступную цитадель, надежное убежище и дом людей Истины. Хотя Хасан отнюдь не настаивал на том, чтобы подчинять весь этот дом строгим правилам, обязательным для посвященных и принесших клятву. Никто особо не следил за исполнением шариата, и во многих деревнях открыто вернулись к вере людей Огня, лишь прикрывая ее словами Корана. Налоги были невелики, усобицы под Хасановой безжалостной властью прекратились, – он жесточайше карал за набеги на своих же братьев по вере и убийства их, считая это тягчайшим преступлением. Зато горцы теперь часто ходили в набеги на окрестности, населенные чужими, не верящими в Истину, – а значит, худшими, чем скоты, злобными и заблудшими, не видящими настоящего света. Под Хасановой рукой жилось легко, – и горцы чуть не молились на него.